Она гордо отвернулась и застучала каблуками по лестнице.
Приняв душ, она завернулась в огромное голубое полотенце и вышла из ванной. Гнев уже угас. Его гнусные подозрения можно было предвидеть. Как только дело касалось ее, он впадал в безумие. Ничто его не убедит, что Фентон никогда не был ее любовником. В его душе словно поселился червь и глодал ее изнутри, перерождая до неузнаваемости. Она вытерлась досуха и угрюмо подошла к вешалкам, раздумывая, что бы надеть. Что-нибудь строгое, торжественное. За ужином она выставит ему ультиматум. Он должен оставить ее, не прикасаться к ней, отдать в ее распоряжение комнату для гостей или позволить уехать, пока не согласится выслушать ее объяснения по поводу Фентона. А если он ей не верит, пусть спросит у Люка. Люк знает, что Фентон пытался ее шантажировать.
С мрачной и суровой решимостью она извлекла из дальнего угла шкафа костюм — серую шерстяную юбку, слегка расширяющуюся книзу, и жилет. К нему она подобрала блузку из жесткой ткани яблочно-зеленого цвета. Одевшись, она почувствовала в себе сдержанность и строгость. Этого она и добивалась.
Воодушевленная своим внешним видом, дополняемым легким макияжем и двумя старомодными гребнями в волосах, она произнесла перед собой небольшую речь в качестве репетиции перед разговором начистоту.
По крайней мере я не поторопилась, облегченно подумала она, обгоняя Мег, которая толкала по коридору столик с дымящимся ужином. Ей не придется пить аперитив с человеком, который с легкостью признал ложь ее жизненным принципом и потому не удостаивал ее даже презрения.
— Вкусно пахнет, — любезно заметила Клео. Еда занимала ее сейчас меньше всего, но Мег всегда так старалась, что заслуживала похвалы. Экономка тепло улыбнулась:
— Жаркое из барашка и шоколадный бисквит на десерт. Я вас оставлю, мадам, если вы не возражаете.
Мег вкатила столик в альков гостиной, где Клео и Джуд часто ужинали, когда бывали одни, чтобы не утруждать Мег хлопотами вокруг огромного стола в комнате для приемов.
Клео холодно посмотрела на накрытый стол: две салфетки, две свечи, два серебряных прибора, два хрустальных бокала — все для романтического ужина на двоих. Но в их браке никакой романтики нет, горько призналась она себе, есть лишь подозрительность и бесконечные страдания. Джуд отложил бумаги и встал с бокалом виски в руке. Взгляд его был мрачный и напряженный.
— Я уже начал думать, что ты снова решила пойти погулять, — съязвил он.
Мег, казалось, не замечала сгустившейся атмосферы:
— Мы только посмотрим фильм по телевизору. Но потом я спущусь и уберу со стола.
— Хорошо, Мег. — Уход экономки был как нельзя более кстати, и Клео ободряюще улыбнулась, снимая со столика горячие тарелки и блюда. — Я сама со всем справлюсь. Бегите, а то пропустите начало.
Раскладывая ароматное пряное жаркое, Клео услышала, как Джуд подходит к столу, и попыталась сбросить непроизвольное напряжение. С каменным лицом он опустился на стул напротив нее и развернул салфетку; она передала ему тарелку и села сама, чувствуя, что не сможет проглотить ни кусочка.
— Я просмотрел твои выводы, — холодно сообщил он, накладывая себе в тарелку молодой картофель и кабачки. — Но я, кажется, ясно просил тебя советоваться со мной, прежде чем показывать что-либо Люку.
— Может, и просил. — Похоже, кроме этих акций, его ничто больше не интересует, по крайней мере в ней, уныло подумала Клео, поигрывая вилкой с кусочком мяса и сохраняя самообладание, иначе ей не удастся выложить ему свои намерения. Но она не будет больше спать в его постели, а может, и жить с ним под одной крышей, пока они не придут к согласию.
— Ты отлично знаешь, черт побери, что просил. — Он говорил тихо, сдержанно, почти мягко, но это действовало на нервы хуже всякого крика. Именно так он отчитывал служащих «Мескал-Слейя», если какой-нибудь бедняга имел несчастье вызвать его гнев.
Она невольно поежилась, и он, должно быть, заметил это: взглянув на него, она встретила жестокий, холодный взгляд. Он налил ей бургундского, но она не притронулась к вину, подавила горячность и заговорила его же тоном:
— Ты мне больше не начальник. Если помнишь, ты сам меня уволил и предложил работать у Слейдов. — Она снова начала вертеть вилку, просто для того, чтобы занять руки. — Теперь я не обязана с тобой советоваться. Я хочу испытать собственные силы.
Он отложил нож, не сводя с нее ледяного взгляда.
— Смысл состоял в том, чтобы мы совместными усилиями поставили компанию на ноги? Или ты забыла?
Ей захотелось убежать и спрятаться от этого взгляда, но она, справившись с малодушием, закинула руку на спинку стула и приняла небрежно-изящную позу.
— Это была твоя идея, а не моя, — бесстрашно сказала она. — Да и вообще не понимаю, откуда она могла взяться, если в наших отношениях нет элементарного согласия. Словом, либо я занимаюсь этим сама, либо не занимаюсь вовсе. А что касается совместных усилий… — она вновь прогнала трусливое желание уйти из комнаты, нарочито уткнулась в остывающую тарелку и даже сумела донести до рта кусочек лука, — я буду настаивать, чтобы мы теперь спали раздельно. Я не хочу никакой физической близости, пока…
— Неужели? — ловко перебил он, не давая ей договорить. — Ты ведь так это любишь, заводишься от одного моего прикосновения…
Теперь она смешалась, щеки ее пылали. Именно поэтому она и отвергла всякие сомнения, окончательно решив, что должна спать одна! Довольно унижений!
— Может, ты по-прежнему встречаешься с Фентоном и он удовлетворяет все твои безумные потребности? — вкрадчиво добавил Джуд, и его глаза превратились в злобные щелки.
Сдерживая слезы, она вскочила, едва не опрокинув стул. Сколько можно терпеть? Это невыносимо!
Напускное самообладание покинуло ее, лицо исказилось, и она с усилием выдавила:
— Я хочу развода.
Не было смысла обманывать себя надеждой, что все еще образуется. Как только стало ясно, что он не собирается ее слушать, ей пришлось признать, что между ними все кончено. К чему обрекать себя на эти муки, муки любви к человеку, который хотел только одного: наказать ее за преступление, которого она не совершала?
— Я ждал этого. — Он источал бешенство, почти зримое, и огненные пятна гнева на ее щеках, слезы ярости, застывшие в ее больших серых глазах, отражались в его прищуренном взгляде. — Мне было интересно, когда ты произнесешь эту фразу.
При этих ледяных словах ее гнев исчез, и она схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Выходит, он специально ждал, когда она предложит развод, чтобы избавиться от постылого брака? И как она могла, вопреки здравому смыслу, надеяться, что он, обвинивший ее во всех смертных грехах, захочет, чтобы она все-таки оставалась с ним, скажет, что она нужна ему?
Именно это желание он и высказал, но как по-разному звучат одни и те же слова! С побелевшим, как бумага, лицом она слушала, как он проговорил подчеркнуто медленно:
