— Мы действительно провели некоторое времявместе, — признала Фиона. — Вашему отцу одиноко без вас. — Фионапосмотрела на другую сестру, затем снова на Джона, который был белее мела. Онне ожидал от своих воспитанных дочерей такой реакции. Их поведение потряслоДжона. Казалось, он хорошо знает своих девочек — мягких, сердечных, деликатных.Джон всегда был верен их матери при жизни и ее памяти после смерти. Он сделалвсе, чтобы ее спасти, он был рядом до самого конца. С тех пор как Энни умерла,он всецело принадлежал своим дочерям. А чем ответили ему они?! Они отказываютему в праве быть счастливым с другой женщиной. Заранее настроенные противФионы, они даже не пытаются присмотреться к ней поближе. А этот вызывающийтон?! Эта озлобленность и наглость?! И это его славные девочки!
— Приятно познакомиться с тобой, Хилари, —растерянно произнесла Фиона, так и стоя посреди гостиной, потому что никто дажене предложил ей сесть. Джон стоял рядом с самым несчастным видом. Он пережилреакцию своих девочек еще в Сан-Франциско, когда рассказал им о Фионе, и былпросто в отчаянии от сознания того, что не в силах ничего изменить. По сегодняих неприкрытая грубость сразила его наповал. Он надеялся, что Хилари и Кортнипо крайней мере будут держаться в рамках вежливости. Он пытался объяснить им,что Фиона — замечательная женщина, и не ее вина, что их мать умерла. Но онилишь продолжали повторять, что ненавидят и его, и Фиону, и прорыдали весь уик-энд.Джон сам был близок к истерике несколько раз, огромных усилий стоило емудержать себя в форме, но сейчас отчаяние его понемногу перерастало в гнев. Какмолено быть такими жестокими и бессердечными?!
Хилари вообще игнорировала Фиону.
Обе девушки были хорошенькими голубоглазыми блондинками, каки их мать, хотя что-то» было в них и от Джона. Они были похожи, почти какблизняшки, хотя Хилари, пожалуй, была красивее сестры.
— Вы обе, кажется, забыли, как следует вестисебя, — наконец сердито произнес он. — Нельзя наказывать Фиону за то,что она решила быть со мной. Я был верен вашей матери два года после ее смерти.Фиона не имеет ко всему этому никакого отношения. Она свободная женщина, иничто не мешает ей быть со мной, если ей этого хочется. Как и мне ничто непомешает быть с ней. Запомните это!
Прежде чем девочки успели что-то ответить, в комнату вошлапожилая женщина, напомнившая Фионе карикатуру на злобную домоправительницу издетских комиксов. На ней было темно-синее платье с белым посредником, черные туфлибез каблуков, а волосы были стянуты на затылке в тугой узел. Классическийобразец домашнего тирана. Фионе даже захотелось сделать книксен и извинитьсяперед ней неизвестно за что. Джон представил Фиону, но миссис Вестерман даже невзглянула в ее сторону.
Она лишь строго посмотрела на хозяина и сказала:
— Все уже полтора часа как готово. Вы собираетесьсегодня есть?
Было уже девять часов. Фиона извинилась за свое опоздание,но экономка и бровью не повела. Развернувшись, она вышла и отправилась в кухню.Экономка явно была на стороне покойной Энн Андерсон и ее дочек. Фиона подумалао том, что сказала бы на это сама Энн Андерсон? Похвалила бы своих дочек заприем, который они оказали подруге отца? Оценила бы их преданность? Илииспытала бы стыд за поведение своих девочек?
Джон подождал, пока его дочери встанут с дивана, и провелвсех троих женщин в столовую.
Обед явно не обещал быть приятным. Фиона была в полномсмятении, но больше всего она переживала за Джона.
Он делал все, что мог, чтобы удержать корабль на плаву. НоФиона чувствовала себя так, словно все они обедают на «Титанике» и вот-вотстремительно пойдут ко дну.
Девочки расселись за столом, Джон посадил Фиону рядом ссобой. Вид у него был довольно жалкий. Таким она бы никогда не смоглапредставить себе Джона, обычно уверенного и оживленного. Фиона улыбнулась,стараясь приободрить его. Ей хотелось верить, что этот кошмар скоро закончится,проблемы разрешатся и жизнь войдет в привычное русло, хотя это, конечно,потребует времени. Что ж, возможно, когда-нибудь они будут вспоминать об этомвечере с улыбкой. А сейчас она должна поддержать Джона, помочь емупочувствовать себя хозяином положения. Фиона тайком бросала на Джона нежныевзгляды и осторожно пожимала его руку, пытаясь приободрить.
В это время миссис Вестерман со стуком опустила перед Фионойтарелку. Ростбиф был явно пересушен, запеченный картофель был больше похож начипсы. Тушеные овощи, лежавшие на большом блюде, вообще невозможно былоопознать. Ничего съедобного на столе не было. Миссис Вестерман в полной мереудалось продемонстрировать свое отношение к приятельнице Джона, тем более чтоона могла оправдаться опозданием гостьи, безобразным на ее взгляд.
Когда Хилари и Кортни прилетели из Сан-Франциско ирассказали экономке о разговоре с отцом, она немедленно приняла их сторону. Онабыла в ярости и считала грехом отношения хозяина и его подружки. А она несобиралась работать на грешника! Миссис Вестерман сообщила девочкам, чтонемедленно увольняется, и это потрясло их не меньше, чем признание отца, ведьони выросли на ее руках. То же самое она сказала Джону, когда он вернулсявечером домой. Как и собственные дочери, она делала все, чтобы наказать его залюбовь к Фионе.
Фиона знала, что миссис Вестерман служила в семье Джона стех пор, как родилась Хилари, то есть двадцать один год. И у нее была хозяйка —Эни Андерсон. И никакой другой не будет. Поэтому теперь экономка твердовознамерилась сделать жизнь хозяина невыносимой. Это было не простонесправедливо, это было чудовищно! Но только не с точки зрения миссисВестерман.
— Как насчет того, чтобы заказать пиццу? —спросила Фиона, пытаясь обратить все в шутку.
Но обе девушки не сочли необходимым ответить ей, а миссисВестерман громко хлопнула дверью кухни и принялась греметь посудой.
— Я не голодна. — Хилари встала из-за стола,Кортни немедленно последовала ее примеру.
Не сказав ни слова ни Фионе, ни отцу, обе вышли из столовой.
Фиона твердо решила не показывать Джону свое отчаяние. Она ссочувствием смотрела на Джона, который старался не встречаться с ней взглядом.Вид у него был несчастный Он страдал от того, как обошлись с ним собственныедочери, ему было бесконечно стыдно за своих дочерей перед Фионой, которойпришлось пережить такой позор и унижение.
— Мне очень жаль, милый, — сказала Фиона.
— Мне тоже, — глухо произнес Джон, и ейпоказалось, что он вот-вот расплачется. — Просто не могу поверить, что этомои дети ведут себя так ужасно. А этот демарш с обедом… Миссис Вестерман былаочень преданна Энн, и я благодарен ей за это. Но разве это оправдывает ееповедение? Прости меня, родная, мне так жаль, что тебе пришлось пройти черезвсе это…
— Да я и сама виновата. Не надо было опаздывать. Этоявно не добавило мне очков. Но я потеряла счет времени…
— Если бы ты пришла вовремя — это вряд ли смогло бычто-то изменить. Мы оба это понимаем. Они ведут себя так с самой субботы. С техпор как я рассказал им о нас. Я был в шоке. Я-то, дурак, все время был уверен,что дети обязательно порадуются за меня и полюбят тебя. Потом я решил, что этопервая реакция — они потрясены, взволнованы. Им нужно дать время. Но все сталотолько еще хуже.
