За устрашающим потенциалом биотехнологии стоит «сверхэкспоненциальный» рост производительности в секвенировании ДНК. Десять лет назад The Economist назвал этот головокружительный рост эффективности «кривой Карлсона» и сравнил ее с неумолимым прогрессом в области микрочипов, известным как «закон Мура» и обусловившим бурное развитие цифровых технологий. Но последний выдыхается. Означает ли это, что многочисленные требования к вычислительным мощностям, необходимым для решения различных интереснейших задач, описанных в этой книге, в будущем столкнутся с физическими ограничениями? Короткий ответ, по словам Тима Кросса, таков: вероятно, нет. На помощь придут другие технологии. Без задающего ему ритм, подобно метроному, закона Мура прогресс станет менее регулярным и предсказуемым, но 3D‑чипы, квантовые компьютеры и передача большей части задач в крупные «облачные» центры обработки данных — все это в совокупности позволит вычислительной революции продолжаться.
Судя по опыту последних десятилетий, она примет форму последовательных технологических «волн». Начиная с 1950‑х годов мы видели полдюжины таких волн — начиная с ранних огромных ЭВМ и заканчивая современными «умными» компьютерами и «интернетом вещей». В ходе каждой волны рождается множество компаний, но лишь немногие добираются до берега. И каждая последующая волна сильнее предыдущей, поскольку ее подпитывает мощь предшественницы. Инвесторы Силиконовой долины уже оседлали последнюю (седьмую) волну на самых ранних стадиях ее формирования: они учреждают компании по созданию искусственного интеллекта (ИИ). Первые венчурные капиталисты начали вкладывать средства в ИИ еще в 2010 году, и теперь в фирмы, разрабатывающие программное обеспечение для ИИ и соответствующих приложений, инвестируются миллиарды долларов. Энн Уинблад считает, что, «пока создавалась седьмая волна, быстрый, эффективный и конкурентоспособный цикл инноваций набрал мощное ускорение». Сила этой волны будет ощущаться в течение нескольких ближайших десятилетий.
Однако насколько большим будет влияние ИИ и других новых технологий на самом деле? Американский экономист Роберт Гордон — один из тех, кто утверждает, что цифровая революция, при всех ее впечатляющих проявлениях, имеет относительно ограниченный потенциал трансформации по сравнению с великими открытиями второй половины XIX века. Электричество, автомобили, канализация и современная медицина привели к быстрому росту производительности труда. Но сегодня, несмотря на распространение интернета, смартфонов, приложений и ботов, производительность и оплата труда растут неутешительно медленными темпами. В любом случае развитие технологий способствует неравенству и порождает разочарование. Однако, как объясняет Райан Авент, при взгляде на грядущие десятилетия есть веские основания для большего оптимизма. Обучение использованию новых технологий требует времени, это очень похоже на электрификацию (действительно, структура роста производительности труда в эпоху информационных технологий удивительно схожа с той, которая наблюдалась во времена электрификации). Как и в случае с предыдущими технологически обусловленными всплесками экономического роста, завтрашние успехи будут достигаться новыми способами, которые сейчас трудно себе представить. Из этого не следует, что к быстрым изменениям в мире технологий станет легко приспособиться. Напротив, многое из того, что будет появляться, окажется сложным и даже разрушительным — об этом мы расскажем в последних главах книги.
Промышленные революции
Во второй части мы, прежде всего, рассмотрим технологию трансформации, которая будет развиваться в ряде важнейших отраслей промышленности. В первую очередь речь о сельском хозяйстве. Как вы будете кормить население Земли, которое к 2050 году составит почти 10 млрд человек? Это не вызовет затруднений, утверждает Джеффри Карр, при условии, что люди согласятся использовать те методы производства продуктов питания, которые станут возможными в недалеком будущем. Они включат в себя модификацию генов растений. Это могло бы, например, форсировать фотосинтез — для ускорения роста и резкого повышения урожайности. Городские рыбные хозяйства могут заменить собой океаны и сделать рыбу основным источником животного белка. Если только их не превзойдет массовое производство продуктов животного происхождения — стейков, молока и яиц без скорлупы, выращенных из клеточной культуры, без использования живых животных и птиц.
При отсутствии причин для голода есть все основания ожидать, что люди будут здоровее. В прошлом здравоохранение брало на вооружение новые технологии относительно медленно. Тем не менее темпы изменений в этой области растут. Прорыв предполагается во многих областях, включая ИИ, большие данные и удешевление секвенирования генома. Все будет выглядеть совсем по‑другому. Новые приложения и все более сложные инструменты ИИ заменят врачей; при разработке лекарств будет доминировать «целевая терапия», направленная на конкретные молекулы или клетки; появятся новые отрасли здравоохранения, например в области регенеративной медицины и агрегирования данных. Но в одном ключевом отношении, предполагает Джанрико Фарруджа, результат покажется довольно знакомым: здравоохранение все больше станет напоминать другие отрасли, и пациент будет рассматриваться в качестве клиента.
В будущем энергетическая отрасль ради сохранения планеты должна перестать полагаться в основном на топливо, способствующее изменению климата. В ближайшие десятилетия Энн Шукат рассчитывает увидеть отказ от ископаемого топлива и быстрый рост возобновляемых источников энергии — особенно солнечной и ветряной, цена которых снижается. Принесут огромную пользу и значительные улучшения в технологии производства аккумуляторов: станет популярным «распределенное» хранение энергии — как в домохозяйствах, так и в бизнесе. Раньше мир тревожился из‑за нехватки энергии. Но с ростом возобновляемых источников, а также с распространением добычи сланцевой нефти и газа возникает перспектива их изобилия.
Новые материалы помогут сделать производство гораздо более энергоэффективным. Как указывает Пол Маркилли, представление о будущем дает изготовление электромобиля «BMW i3» из углеродного волокна: на это уходит на 50 % меньше энергии и на 70 % меньше воды, чем при использовании традиционных процессов и сырья. Это часть революции материалов. Помимо углеродного волокна, в нее войдут такие возможности, как создание «умных» веществ, способных запоминать свою форму и собираться в компоненты, манипуляции на молекулярном уровне для создания заданных субстанций, а также изменение способов реагирования материалов на свет, электричество, воду и тепло. Умные новые вещества также помогут в распространении «добавочного производства», более известного как 3D‑печать. По мере того как материалы и процессы начнут становиться важнейшими элементами конкурентного преимущества, многие компании, перенесшие производство в более дешевые страны, вернутся домой, чтобы стать ближе к потребителям.
Новые материалы также будут иметь военное применение. Например, это позволит дать солдатам более легкую и гибкую броню. Появятся и другие технологии — в том числе лазерные пушки и боевые роботы. США по‑прежнему лидируют в производстве вооружений, но их догоняют потенциальные противники. Как считает Бенджамин Сазерленд, к середине XXI века монополия Запада на высокоточное оружие вполне может уйти в прошлое. Но надежда на сохранение преимущества есть. В том числе на культурное превосходство, на свободу мысли, которая может позволить солдатам более эффективно использовать разведывательные данные, поставляемые с помощью таких смарт‑устройств, как дисплеи «дополненной реальности».
