Схожие с пришельцами и речью, и ликом, пленители побивали и обдирали до нитки пожилых воинов, прогоняли восвояси, пугая скормить их жесткое мясо волкам и лисицам. Скорее всего, именно это и случалось: обезоруженные и израненные воины становились жертвами лесного зверья. Мало кто из помилованных и отпущенных на волю добирался до своих домов.
Пленников же, что помоложе, не убитых в стычке и на требище, вязали крепкими веревками и волокли дальше в леса — для обмена или своим соплеменникам, или, быть может, заезжим булгарам, которым в землях вятичей конечно же было на что расторговаться. Бедолаги становились рабами в семействах богатых вятичей или та же участь выпадала им на берегах Итили, Камы, Вятки.
Более спокойно чувствовали себя отряды с Верхнего Днепра в мерянской земле. Если отряд немалый, то можно было не опасаться дикого зверья и лесных разбойников. Наставив по, в общем-то, ничейной земле собственных знамен, вооруженные посланники выискивали хоть каких-нибудь людей, чтобы объявить им, кто хозяин теперь этих вотчин. Но слыша где-то рядом отголоски жизни, захватчики при любых попытках найти ее оставались ни с чем. Из глубины леса к ним никто не выходил. Оружные славяне бродили сами по себе в прострации лесного царства.
Новые владетели земли узнавали о жителях этой дремлющей страны только следующей весной — от оставленных для пригляда сторожей. Перед уходом дружины на зимовку к Днепру в самом центре застолбленной территории срубался небольшой зимний домик, в котором поселялись отряженные для порядка несколько человек. Они должны были до следующего прихода войска обозначать своим присутствием или силой своих мечей и копий право на владение этими землями. Правда, на самом деле зимой приходилось больше бороться с голодом, болезнями и диким зверьем, чем с ворогом. Конечно, изредка жаловали на стойкий запах дыма бездомные, голодные разбойники. И лиходеям иногда удавалось застать сторожу врасплох. Тогда, перебив обитателей заимки, они, отогревшись, удалялись, захватив с собой оружие и узлы с зерном, солью и всякой имеющей хоть какую-то пользу поживой. Но такие случаи происходили редко.
Зимовщики коротали нудные дни и ночи, боролись со скукой и по необходимости выходили в лес — для пополнения подошедших к концу запасов мяса. Охота иной раз имела и другие последствия.
Мерь, бесшумно стоявшая где-то рядом, подметив, что основной отряд удалился, давала волю своему любопытству. Отдельные смельчаки отваживались подойти поближе к сторожке и наблюдать с большим интересом за пришельцами — вроде бы схожими с ними, но непонятно во что одетыми и лепечущими что-то на своем совершенно нескладном языке.
Славяне конечно же спустя время замечали их и окликивали — сначала тревожно и угрожающе, потом надменно— будто детей. Но аборигены немедленно удалялись восвояси, скользя на своих быстрых, гнутых, до блеска отшлифованных ездой по снегу щепах-лыжах. Русичи также имели необходимые для жизни в снежном лесу, ничуть не хуже дикарских, удобные дощечки. Отследив по лыжне местоположение лежбища, не трудно было решиться на дерзкую вылазку, имея в виду, что народец не может состоять только из мужчин, которые, любопытства ради, приходили поглазеть на чужеземцев. Должны же рядом находиться и грудастые молодухи! Ох, как тяжело одиноким сторожам без женской ласки! И от бесспорной близости женщин у матерых мужиков все думки лишь об одном…
Итак, решено окончательно, кому остаться, а кому идти на промысел…
На исходе ночи, когда на белеющем небе еще поблескивали самые яркие из звезд, пятеро мужичков на бесшумных лыжицах скользили по снежку за добычей. За спиной у каждого зловеще торчала смертоносная сулица, за кушаками — по боевому топорику. Последний русич пер за собой просторные санки и оглядывал верхушки елей за спиной. В лесу кроме карканья одинокой вороны стояла тревожная тишь.
Проехав наискосок несколько пригорков и балочек, первый воин, насторожившись, остановился. Всем пятерым виден был белый парок над полянкой: лежбище здесь, охраны никакой — даже собак нет!.. Пятый с санями развернулся и уселся на корточки, зоркое око блюло все окрест. Остальные по-двое, тяжело дыша студеным воздухом, пошли справа и слева к намеченным для атаки землянкам. Зоркие глаза высматривали и безошибочно обнаруживали среди набросанного лапника схороненные входы. Кто-то вскинул топорик, что послужило сигналом к атаке, и начался налет.
Четыре воя с шумом бросились через еловые ветки внутрь. Тела славян, словно медвежьи стати, валили вскакивавших: удары острых топориков молниеносны, а снаружи почти не слышно, как гибнут в обеих землянках старухи, мужчины, мальчики…
В одной землянке двое нападавших схватили по женщине, но те показались им слишком тяжелыми, и воины бросили их, выбирая девиц полегче. Под горячую руку попалась и почти девочка. Покряхтывая под грузом, выбрались из схрона, осмотрелись.
Все лежбище было на ногах. Рядом в звенящий мороз лаяли собаки, непонятно откуда взявшиеся. Видно, впустили их люди погреться. Испуганная мерь разбегалась кто куда. Несколько уцелевших мужчин пытались с помощью длинных пик поразить напавших, но точно брошенные сулицы остановили их. Застигнутые врасплох люди молча отступали, на лицах застыли недоумение и животный страх. Невольно встав полукружьем, они растерянно глядели на громко ревущих русичей. Последние быстро, не спуская глаз с неспособной к сопротивлению мери, несли двух придушенных девок к саням. Та, третья девчушка, сумела вырваться, когда похититель метал дротик в рискнувших было подступиться дикарей. Ну и ладно — легче поклажа. Весело щерясь, бородатые сторожа торопились вернуться восвояси, довольно покрикивая на очухавшихся в санях девиц.
Вернувшись к сторожке, первым делом предприняли все возможные действия для обороны, ожидая по горячим следам атаки. Через щели заколоченных окошек и дверей смотрели в лес, пальцы нервно теребили зычную тетиву. Но ни сразу, ни к вечеру, ни ночью — никогда ответа на дерзость не последовало. Поредевшая семья снялась с места, забрала все, что могла, и побрела дальше на восток. Лес-то велик. В нем всем хватит места…
Часть 1
НА БЕРЕГАХ ДЕСНЫ
Светло-серый туманец, мутной и влажной массой наполнив лесок, вывалился безмолвно на опушку. Видимо, потолкавшись меж заиндевевших деревьев, захотелось на простор. Вблизи почти незаметный, издали очень хорошо вырисовывался передний фронт огромного облака, преломлялся о край откоса и, струясь и дымясь, падал к недавно замерзшей реке. При этом верхняя граница будто провалившейся дымки, заметно понижалась, открывая обзор на заснеженное поречье. С бережка, находясь подальше от леса, можно было наблюдать, как сизый брен укутывал заснувшую реку и, толкаясь о берега, отстаивался, остывал. Засыпал сам, исчезая.
Красотищу эту сотворила сама природа. Поздняя осень, принеся с собой первые морозцы, остудила землю и, в первую очередь, открытые места. В непролазном лесу, напитавшемся осенней влагой, скопились остатки тепла и, заботливо удерживаясь частоколом кустов и деревьев от ледяных веяний, ждали подходящего момента. После мягкой, безветренной ночи утренний морозец очертил грань теплой и холодной масс. Заявился нужного направления ветерок. И вот результат!