— Что за глупые советы! — разозлился Гари. — Если вокруг нет ни капли воды, то откуда здесь взяться водянистым и тому подобным растениям? Что же касается остальной растительности Ксанфа, то она мне просто неизвестна: дело в том, что я не покидал своего места уже на протяжении нескольких веков.
— Никаких проблем, дорогой! — воскликнула Менция. — У меня есть идея! — Демонесса мгновенно дематериализовалась, а затем появилась вновь в виде странного вида самоходного устройства с торчащей вверх трубой.
— Что это такое? — спросил удивленный Гари.
— Никогда не видел тарантас? — переспросила Менция. Послышался треск, и выхлопная труба плюнула облачком сизого дыма. Колеса закрутились, и демонесса с чудовищной скоростью пропала за горизонтом.
Через несколько секунд на горизонте показалась черная точка, которая приняла облик тарантаса и остановилась на расстоянии нескольких сантиметров от носа горгулия.
— Скажи спасибо, что это тарантас, а не унитаз, — произнесла она и вновь скрылась из поля зрения.
Гари не знал, что и думать. Конечно, среди демонов встречались всякие личности, но эта особа вроде до сих пор была вполне терпима в общении, даже несмотря на некоторые проблемы с речью.
Вскоре она возвратилась с прикрученным на багажнике огромным деревянным ящиком, который напоминал буфет.
— Что-то не очень похоже на водяное растение, — с сомнением произнес Гари.
— Конечно, — согласилась Менция и поставила его на пересохшее глиняное дно реки. — Это буфет.
— Так зачем же нам буфет? — удивился горгулий. — Ведь в нем не может быть воды…
— Наверное, я оговорилась, — поправилась демонесса. — Это лафет, тьфу, то есть клозет — В ту же секунду она отворила дверцу, и оттуда хлынул поток ярко-голубой жидкости.
— Да ведь здесь сплошные нечистоты! — запричитал Гари.
Совершив мощный прыжок, он приземлился на пути водяного потока, открыл рот и принялся жадно его поглощать. Закончив это занятие, он отдышался, а затем сплюнул жидкость в сторону.
— Оказывается, это обычная водяная краска.
— Конечно, — согласилась демонесса. — По-моему, в нашем случае она весьма кстати.
Горгулий поразмыслил, а затем вновь попробовал на вкус жидкость, которая успела изменить цвет на красный, а затем — зеленый. Несколько капель влаги попали на заградительные цветы, которые тут же принялись активно расти.
— Ты права, — сказал Гари. — Главное, чтобы краска не хлынула потоком по руслу реки.
— В таком случае, несмотря на наличие мола, тебе придется перестать молоть чепуху.
— Что?
— Вот-вот, именно тогда в твой адрес перестанет литься поток ругательств.
Через некоторое время Гари догадался, в чем дело. Мол был предназначен для того, чтобы обратить водяной поток вспять. У Менции, которая была истинно демонской половинкой своей наперсницы Метрин, также имелись проблемы с выбором слов, и порой они проявлялись самым чудным образом. Горгулий быстро соорудил вокруг озерца небольшую глиняную насыпь, и дело было сделано. Цветочная стена перегородила основное русло реки, и можно было расслабиться.
— Ну что же, — произнесла демонесса, плавно поднимаясь в воздух, — пора отправляться. — Наконец-то внешний вид Менции оказался в полном порядке, и Гари поймал себя на мысли, что это ей весьма даже к лицу.
Тем не менее горгулий не спешил с ответом.
— Не уверен я, — высказался он наконец, — что мы приняли верное решение.
Демонесса от удивления подпрыгнула на несколько метров над землей.
— То есть как это, Горланий?
— А так. Дело в том, что мои способности к передвижению весьма ограничены… Попробовала бы ты порхать в воздухе, имея каменные ноги и крылья.
— О чем ты говоришь?
— Видишь ли… Мое тело более чем на половину состоит из древнего камня. Если в спину дует приличный ветер или дорога идет под горку, то я, возможно, могу постараться, напрячь свои никчемные крылышки и подняться на пару метров. Однако во всех остальных случаях нам предстоит долгий путь по матушке-земле, понятно тебе, прелестница?
— Да уж конечно. Но при чем здесь я? Твоя неуклюжесть ничуть не мешает мне порхать под облаками, время от времени спускаясь к земле, чтобы навестить своего неуклюжего спутника.
— Так-то оно так… Но имеется одно маленькое замечание.
— Какое же?
— Дело в том, что с земли мне будут прекрасно видны твои кружевные трусики.
Будто бы ощутив удар током, демонесса рухнула на землю и мгновенно превратилась в сизый пар. Из поднебесья раздался ее возмущенный голос:
— Неужели, злобный Гортаний, ты позволил бы себе подобное невежество? Я вне себя от бешенства!
— Успокойся, успокойся, — произнес он. — Это вовсе не так. Просто я на мгновение предположил такую возможность и высказал ее вслух…
— О, — раздался облегченный вздох женщины. Через некоторое время она приняла свою обычную привлекательную форму, только вместо юбки на ней были надеты красные джинсы. — Так-то лучше, Гераний. В благодарность за благоразумие я все же составлю тебе компанию и отправлюсь в дорогу по земле, идет?
— Идет. И спасибо тебе большое за правильное произношение моего имени.
Менция помедлила, причем ее лицо начало вновь постепенно терять четкие формы.
— Хорошо, Гари Гар, — подняв на горгулия изучающий взгляд, она добавила: — А ты вовсе и не так глуп, как кажешься с первого взгляда.
— Дело не в глупости, а некой странности внешнего вида. Что же касается тебя, Менция, оказывается, ты довольно наблюдательная натура.
— Истинная правда, дорогой. Последнее время мне на ум приходят странные мысли: если бы не твой ужасный внешний облик… Быть может, ты бы даже начал мне нравиться.
— А если бы твоя внешность оказалась менее привлекательной, у меня не было бы ни единой причины иметь с тобой общие дела.
— Что? — воскликнула она, принявшись в очередной раз расплываться в воздухе. — Какая ложь! Какое лицемерие!
— Наверное, ты забыла, что я — горгулий, самое уродливое существо во всем Ксанфе. Знаешь, порой этим можно даже гордиться.
— А как же огры?
Гари задумался.
— Ну, мне кажется, их тоже можно назвать ужасными и злобными, особенно если они сделали тебе какую-то гадость, — заключил он.
— Возможно, мы и встретимся с некоторыми из них на протяжении своего долгого пути, — мечтательно произнесла Менция. Внезапно ее осенила совсем другая мысль. — Слушай, ты же принадлежишь к людям не более, чем я. Почему же тогда тебя смущают мои трусики?
