Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Слышали уже почухивание его машины, на палубе – ни движения. И только когда обшарпанный борт и надпись названия, которую прочитали как «Витбёрн» (Белый медведь) стали различаться невооружённым взглядом, на шхуне словно проснулись – на палубе появилась пошатывающаяся одинокая фигура в шапке-малахае[4].
Мичман дёрнул свисток, и «Лейтенант Скуратов» взвыл сиреной – требование остановиться. На мачте затрепыхались сигнальные флажки, с тем же приказом.
Поравнялись бортами с браконьером. В нос ударил смешанный запах рыбы и ворвани, наверное, пропитавший старую шхуну до самых «косточек».
Взяв рупор, Престин на ломаном норвежском прокричал:
– Требую остановиться.
Ноль внимания – кряжистый рыжебородый норвежец лишь поднял багровое, обветренное лицо и снова опустил, шаря рассеянным взглядом по палубе своего судна.
– Вы говорите по-русски? – снова в упор в рупор.
Норвежец что-то бормочет в ответ, поднимая тяжёлый взгляд, отрицательно покачивая головой – доносится:
– Нау!
– Застопорите ход! – Престин настырно пробует немецкий и английский языки: – Кэптен «Витбёрн», стоп машин!
Норвежец мечет угрюмые взгляды, пытается раскуриться – не получается. Засунув обратно кисет и трубку, он, наконец, грузно спускается вниз.
Спустя минуту мотор браконьера прекратил постукивание, и шхуна легла в дрейф.
Полный штиль позволял притереться бортами и перепрыгнуть на «иностранца». Что и проделала часть русской команды во главе с командиром.
Картина, что открылась им за фальшбортом шхуны, производила впечатление: норвежские матросы – как на подбор плечистые парни, привалившись кто куда, будто контуженые лу́пали глазами, открывая рты, мыча что-то нечленораздельное.
Стуча деревянными подошвами грубых сапог, из трюма появляется рыжебородый, успев, видимо, побывать в своей каюте – сменил шапку на старую, потрёпанную капитанскую фуражку. Теперь видно, что это немолодой мужчина, а его рыжая борода скорее вся седая. Взгляд шкипера прыгает, меняясь от злого (на русских) до растерянного (на своих матросов).
– Что произошло? – спрашивает Престин.
– Белый свет, – хрипит шкипер, – а потом корабль – чёрно-красный демон Валгаллы с зубатой пастью. Огромный корабль!
Видно, что команда шхуны медленно приходит в себя – кто-то даже привстал, опираясь на заляпанные салом вонючие бочки.
Шкипер немного успокаивается, облегчённо вздыхая. Снова достаёт свой кисет, не торопясь набивает трубку. Весь его вид говорит: «Чёрт вас, русских, принёс!».
На вопросы он отвечает неохотно, упомянув Сваальбард (видимо, порт приписки). А на произошедшее с ними опять заладил про «большого красного демона», прибавив «рошен шиф» (русский корабль), и махнул рукой на норд, дескать «туда ушёл».
Престин на «рошен шиф» внимания не обратил, став высматривать в бинокль горизонт на севере, и неожиданно заметил чёрную точку с признаками красного цвета, удивившись вслух:
– А ведь этот старый норвежский медведь не врёт! – И подумал: «Конечно, на воде зрительно расстояние обманчиво, но каким бы ни показался огромным этот загадочный корабль норвежскому шкиперу, его очертания весьма хорошо просматриваются. Возможно, не так уж он и далеко. Попробовать нагнать? Тем более там уже скоро граница ледяного поля. Куда он денется?»
Престин ещё сомневался, когда вернулась досмотровая команда, доложив, что рыбы в трюме совсем мало.
Возиться с браконьером не имело смысла, а некая загадка – вон она! Совсем близко!
Не став выполнять даже минимальных формальностей, русские моряки перемахнули на борт своего судна.
Раскочегарив 800-сильную паровую машину, «Лейтенант Скуратов» быстро набрал фактические девять узлов.
Но быстро не получалось. Вожделенная «красная тряпка» вроде бы как и не уменьшалась в приблизительных размерах, но и не приближалась, маяча на горизонте, к которому масштабно добавился новый пейзаж – сначала тёмная, а потом побелевшая полоска ледовой границы.
На пути «Скуратова» всё чаще стали появляться ледяные обломки и целые мини-айсберги. Приходилось лавировать, а к привычным звукам шелеста волн и пыхтения паровой машины добавлялись глухие стуки о борт докучливого мелкого крошева.
Престин поглядывал на хронометр, на небо и снова брался за бинокль, выискивая цель.
Май – начало полярного дня. Солнце раздумывало у горизонта, в серой пелене неба, совсем потускнев. Время вторило вращению планеты лишь циферблатом и стрелками. Красный «летучий голландец» безмерно удивлял – уже шёл в белом заснеженном поле. Эдакое красное на белом. Палубу качало, и изображение, проходя через объективы, призмы и окуляры, прыгало, размазываясь багровыми мазками.
Если присмотреться, угадывалась сизая дорожка взломанного льда.
Старший помощник, порой баловавшийся живописью, делал размашистые наброски цветными карандашами на чистом листе, хватаясь для уточнения за бинокль.
– Ледокол! – догадавшись, выдохнул мичман и удивлённо взглянул на капитана. – Это ж сколько он выжимает? А ведь там дальше не пара футов, там все шесть! Там толщина льда ого-го-го!
«Силище! – не вслух согласился Константин Иванович, подкручивая ролик своего бинокля в настройке резкости. И всё равно ничего, кроме угловато-коробчатой надстройки красного цвета с венчиком узкой высокой чёрной трубы, рассмотреть не удавалось. – Вид строго с кормы. Но не дымит! На нефти? Кто сейчас может строить такое? Наверняка наши законодатели во флоте – британцы. Но могут и немцы… и даже датчане! Сей факт следует срочно донести до начальства и военного ведомства».
Дымка на горизонте совсем уж уплотнилась, либо солнце, наконец, ушло за край, уступив немного ночи. Вскоре стало понятно – идти при такой видимости во льдах и айсбергах опасно.
Цель ближе не стала, и надо возвращаться.
«И надо доложиться, – ещё раз для себя утвердился Престин, – и вообще… это требует определённого догляду и дознания».
* * *
Но первыми весть о странном корабле, как и о необычном явлении «белого свечения», принесли промысловики одного из крестьянских судохозяйств на побережье Мурмана, что ближе к Белому морю, у залива Святого Носа.
Набив треской трюмы, в своё становище рыбаки обернулись быстрей, нежели ещё кто-то из промышлявших поблизости. По губернской программе посёлок был обустроен промысловым телеграфом, и перепуганные колонисты не преминули (со всем почтением) сообщить о «бесовщине» уездному исправнику.
Посумлевавшись немного, тот о происшествии доложил наверх.
Далее подогрели новость поморы, две парусные шняки которых забрели в Екатерининскую гавань.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
