Зевс направил к Деметре Ириду, свою вестницу, с предложением успокоиться и вернуться на Олимп. Но Деметра сказала, что не вернется на Олимп, пока ей не возвратят ее дочь. Олимпийцы по очереди приходили к Деметре и просили ее вернуть свою милость земле, но богиня была непреклонна. Наконец Зевс решил уступить: он отправил своего вестника Гермеса (единственного из олимпийцев, способного входить в мир мертвых) с посланием к Аиду — повелением вернуть дочь матери.
Гермес прибыл в Аид и передал послание Зевса. Аид пришел к Коре-Персефоне и предложил ей отведать несколько зерен граната. Он знал, что это привяжет ее к царству мертвых. Затем запрягли лошадей Аида, и Гермес отвез Персефону на колеснице к ее матери. Мать и дочь счастливо встретились, однако Персефона рассказала, что отведала в царстве мертвых несколько зернышек граната. Деметра пришла в отчаяние: она поняла, что дочь теперь связана с Аидом навсегда.
Тогда Зевс пригласил свою мать (и мать Деметры) Рею уладить этот конфликт. С помощью Реи было достигнуто соглашение, по которому одну треть года Кора проводит с мужем — Аидом, а две трети года — с матерью. А Гекате поручили следить за соблюдением этого правила.
Основное чувство, отраженное в мифе о похищение Коры, — это горе, неизбывная тоска и скорбь матери о своем чаде. Подобно другим мистериям (не только античным, но и более поздним, средневековым), миф давал людям возможность сопереживания, соучастия в повторяющейся божественной истории. И вместе с тем, он делал «божественными», показывал как архетипические любые подобные человеческие переживания. Так любая горюющая мать могла чувствовать себя в какой-то степени опечаленной Деметрой. Это делало личную историю частью Большого Сюжета.
«...Через раскрытие Большого Сюжета, спрятанного и невидимого для обычного сознания, происходит трансформация страдания... Воспринятый через призму Большого Сюжета, травматический опыт конкретного человека обретает для него иной, высокий личностный смысл. Этот вновь обретенный смысл не только помогает справиться с психологическими последствиями травмы, но и найти в пережитом драматическом опыте источник личностного и духовного развития»[9].
Тут можно заметить, что это для современного человека Большой сюжет чаще всего «скрыт и невидим», а во времена мистерий миф откликался в душе людей чрезвычайно живо. Так, во времена Средневековья христиане воспринимали любые свои незаслуженные страдания христиан как муки, подобные Христовым. (Другое дело, что христианство подарило нам не так уж много архетипических сюжетов.)
ЭЛЕВСИНСКИЕ МИСТЕРИИ
Мистерии были распространены по всему эллинскому миру. О них очень уважительно отзывались ученые современники. Платон говорил, что посвященные в них будут жить с богами после смерти: считалось, что мисты (прошедшие посвящения) не пьют в загробном мире из реки забвения Леты и сохраняют память, что дает им иные возможности, нежели обычным смертным.
Мистерии состояли из драматических представлений священных мифов, которые имели отношение к главной теме действа. В элевсинских мистериях представляли похищение Коры-Персефоны Аидом и воссоединение матери и дочери, в вакхических — страдания Диониса, в позднеримских мистериях Митры, очевидно, ставили убийство (жертвоприношение) богом Митрой быка. Кроме драматических постановок, мистерии включали некую передачу знания, недоступного профанам. Возможно, именно в связи с этим тайны мистерий строго охранялись и до нас дошли лишь весьма отрывочные намеки.
Наиболее известными были элевсинские мистерии. Предполагают, что драматические представления шли здесь три ночи подряд и в хронологической последовательности. Начиналось все с брака Зевса и Деметры (их роли играли иерофант и иерофантида мистерий). Затем следовало рождение Иакха от этого брака. В следующую ночь представлялось похищение Коры (ее роль исполняла жрица Деметры) богом царства мертвых Аидом (или Плутоном). Затем иерофантида изображала тоскующую Деметру, разыскивающую свою дочь. Разыгрывалось посещение Деметрой элевсинского царя Келея: здесь совершались своеобразные обряды с вкушением питья: постившиеся весь день мисты получали особый напиток из воды, муки и меда, подобный тому, что отведала Деметра. Последующие драматические представления изображали возвращение Коры, примирение Деметры с богами, установление ею мистерий и обучение Триптолема — посланника от богини другим народам, не знающим земледелия. Хлебный колос служил в этих мистериях символом смены жизни и смерти, возвращения от смерти к новой жизни. Были и другие священные символы и предметы, о которым мы почти ничего не знаем достоверно. Древние считали, что мистерии способствуют смягчению нравов людей и улучшению морали. В мистериях люди воспринимали тайное знание, дополняющее религиозные доктрины, обретали некое мистическое понимание порядка вещей.
В оде поэта Пиндара (V в. до н.э.) говорилось:
Хорошо снаряжен тот, кто сходит во гроб,
зная тайну Элевсина.
Ему ведом исход земной жизни и новое ее начало —
дар богов.
И в стихотворении поэта Серебряного века Валерия Брюсова (не только поэта, но и знатока античности, а также модного оккультиста своего времени) под видом обычного воззвания к весеннему обновлению природы скрывается намек на иное воскрешение:
К Деметре
Небо четко, небо сине,
Жгучий луч палит поля:
Смутно жаждущей пустыней
Простирается земля;
Губы веющего ветра
Ищут, что поцеловать...
Низойди в свой мир, Деметра,
Воззови уснувших, мать!
Глыбы взрыхленные черны,
Их вспоил весенний снег.
Где вы, дремлющие зерна,
Замышляйте свой побег!
Званы вы на пир вселенной!
Стебли к солнцу устремя,
К жизни новой, совершенной
Воскресайте, озимя!
И в душе за ночью зимней
Тоже — свет, и тоже — тишь.
Что ж, душа, в весеннем гимне
Ты проснуться не спешишь?
Как засеянное поле,
Простираются мечты,
И в огнистом ореоле
Солнце смотрит с высоты.
Брошен был порой осенней
И в тебя богатый сев, —
Зерна страсти и мучений,
Всколоситесь, как напев!
Время вам в движеньях метра
Прозвучать и заблистать.
Низойди в свой мир, Деметра,
Воззови к усопшим, мать![10]
