Не может быть, чтобы там не нашлось нечто важное.
Девушка знала, как невероятно щедр и великодушен был отец к своим коллегам по сцене.
Мама не раз выговаривала ему за это.
— Ты случайно не раздал опять все свои деньги, любимый? — бывало, интересовалась она.
— Не все, моя милая, — часто отвечал папа. — Но бедный старина Генри нынче в страшной нужде, и я не смог бы позволить ему покинуть театр с пустыми руками. Ведь у него нет шанса получить другую роль.
— Он сам во всем виноват, — возражала мама. — В конце концов, ты же сам говорил мне, как он напился в день твоего бенефиса.
Никакой управляющий не станет рисковать — держать в труппе такого ведущего актера.
— Знаю, знаю, — соглашался Уолтер. — Но все же мне жаль его, ведь с ним рядом нет женщины, которая заботилась бы о нем так, как ты обо мне.
«После таких слов вряд ли мама нашлась бы, что ответить», — подумала Клодия.
Разве только взглядом.
Ей не нужны были слова, чтобы рассказать отцу, как она его обожает.
Если «бедный старина Генри» действительно нуждался в деньгах, то в жизни отца регулярно появлялась дюжина подобных «бедняг».
Всегда находились женщины, готовые поплакаться у него на плече, потому что были уверены — он обязательно им поможет.
Все актеры зависят от бенефисов, а для Уолтера Уилтона они устраивались часто.
Но он, как правило, делил вырученные деньги между всеми актерами и актрисами, занятыми в представлении.
— Твой папа всегда думает о других, — десятки раз говорила Джанет Уилтон, — и это означает, что нам с тобой приходится экономить на всем, но я не хотела бы, чтоб он переменился.
Оглядываясь назад, в прошлое, Клодия не могла припомнить минуты, когда ее родители не испытывали бы величайшего счастья от общения друг с другом.
Их маленький дом, казалось, до краев был наполнен любовью.
Когда Уолтер Уилтон был свободен от сцены, семья обычно отправлялась за город, останавливаясь в какой-нибудь небольшой, но удобной гостинице.
Они прогуливались по полям и играли в прятки в лесу.
Мама, бывало, рассказывала ей сказки о феях, эльфах и леших, затаившихся там.
Герои сказок были постоянными спутниками Клодии.
И лишь повзрослев, она начала задумываться над тем, почему в их милом, уютном маленьком доме никогда не бывало гостей.
За исключением тех редких случаев, когда кто-нибудь из театра приходил к отцу, главным образом для того, чтобы обсудить новую роль.
Тогда девочка обязательно уходила в спальню матери, и они вдвоем сидели там, пока посетители не покидали дом.
— Почему мы не можем выйти к папиным гостям? — спросила Клодия, когда была еще совсем маленькая.
— Потому что твой папа не желает, чтобы нас кто-то видел, — ответила мама. — Когда станешь старше, ты все поймешь.
Клодия стала старше, но так и не поняла. Ей все еще казалось это странным.
Отец приобретал все большую известность, и его начали приглашать на многочисленные вечеринки, на которые он никогда не брал с собой жену.
— И тебе не хочется поехать с ним, мама? — спросила девочка однажды.
— Нет, любимая, и это — правда, — услышала она в ответ. — У твоего отца есть два совершенно разных мира, каждый из них существует обособленно, и мне вполне хватает того, который заключен для него только в нас двоих — в тебе и во мне.
Разве можно было не поверить маме?
Правда, сама Клодия — когда уже окончила школу — иногда с тоской думала, что не отказалась бы побывать там, где ее отец был почетным гостем.
Ведь отца желали видеть не только на театральных вечеринках.
Приглашения приходили от лордов, графов. маркизов и герцогов.
Но на приемах, которые аристократы устраивали в честь ее отца, никогда не присутствовали их жены.
Обычно туда приглашали много хорошеньких актрис из разных театров.
Клодия позднее обнаружила, что вообще немногим школьным подружкам позволяли посещать театры, расположенные в Вест-Энде.
Лишь иногда их брали на концерт или в оперу, и то, если представление считалось подходящим для них.
Даже пьесы Шекспира подпадали под запрет как слишком чувственные для девушки, которая через пару лет впервые появится в свете.
После похорон Клодия, сидя в одиночестве дома, явственно ощутила свою изолированность от мира — у нее совсем не было настоящих подруг.
Еще в период учебы в школе она дважды приняла приглашения на чай от одноклассниц.
Джанет, однако, не одобрила этого и посоветовала впредь отвечать на приглашения отказом, поскольку девочка не смогла бы пригласить кого бы то ни было к себе.
— Отчего же нет, мама? Разве они не могут прийти сюда, когда папа занят в дневном спектакле?
— Если они побывают у нас, дорогая моя, кто-нибудь из них рано или поздно узнает, что Уолтер Уилтон — твой папа. И тогда тебе придется покинуть школу.
— Но как можно сравнивать папу с теми невежественными актерами, о которых вы иногда говорите между собой? — негодовала Клодия.
— Трудно объяснить, — ответила Джанет, — но сцена и общество никогда не пересекаются в жизни. Поэтому, любимая девочка, тебе следует отказаться от приглашения леди Летчмур, вернее, ее дочери, и объяснить свой отказ очень просто — мол, родители в этот день берут тебя с собой за город.
Скрепя сердце — до чего же хотелось побывать на вечеринке! — Клодия выполнила требование матери.
И вот теперь, оставшись одна, она осознала, что потеряла не только отца с матерью.
Для нее рухнул целый мир, в котором она жила с детства.
«Что делать?.. Что делать?.. Что делать?..»
В тот же день, после полудня, она услышала стук в парадную дверь.
Китти ушла домой еще перед обедом, когда Клодия продолжала усердно копаться в бумагах отца.
Она подбежала к двери, недоумевая, кто бы это мог быть.
Открыв дверь, она с удивлением обнаружила за ней мужчину, по внешнему виду напоминавшего лакея какой-нибудь важной персоны.
У дома стояла карета, запряженная двумя лошадьми, которых держал под уздцы кучер в высоком цилиндре.
Лакей, не сказав Клодии ни слова, спустился по ступенькам, чтобы открыть дверцу кареты.
Из нее вышла элегантная пожилая дама в шляпе с перьями и медленно направилась к девушке.
— Вы и есть Клодия? — спросила она, подойдя ближе.
Немного запоздало, потому что едва оправилась от изумления, Клодия присела в реверансе.
