— Беседуешь тихо со мною И тихо летаешь вокруг, —
напевал он в такт доносившейся мелодии, прекрасно сознавая, что природа этого видения столь же ясна, как и природа слонов из предыдущих кошмаров.
Коварная проказница, едва касаясь пальчиками ног, уже вытанцовывала поверх склянок и легонько подталкивала их. Колбы отскакивали и со звоном разлетались в воздухе.
— Стойте! Что же вы делаете? — с неподдельным возмущением вскричал Иноземцев. В страхе, что драгоценные растворы окажутся на полу, он дернулся было вперед, но не смог ступить и шагу. А видение, подобно восточной танцовщице, кружилось над столами, склонялось и выгибалось, волоча за собой шлейф стеклянных искорок и едких паров. Стекло маленькими разноцветными фонтанчиками разлеталось под ее крохотными пятками.
Закашлявшись, Иноземцев заслонил лицо руками. А когда отнял руки и окинул взглядом лабораторию, пришел в ужас.
Танцующая Шахерезада исчезла. Над столами метались тысячи серебряных полупрозрачных вихрей и громили все, не щадя мебели и книг. Стекло, обрывки бумаг, высушенный луносемянник, разлетевшиеся на части шкафы — все поднялось к потолку в дьявольском коловороте. Пол дребезжал и скулил, как замерзший пес, окно хлопало рамами. Иноземцев почувствовал, что проваливается в пропасть. Обессиленный, он упал на колени и вцепился себе в волосы, стараясь покончить с чудовищным сновидением.
— Довольно! — прохрипел он. — Хватит! Боже мой…
Тотчас все остановилось и рухнуло. Последняя вспышка — и полный мрак.
Ослепленный, он не мог видеть, как его рука вдруг оказалась в чьих-то теплых ладонях. Он встал и безвольно направился вперед. Наткнулся на подоконник, занес колено, потом другое… Вдруг с размаху кто-то залепил ему две оплеухи, и Иноземцев очнулся.
Полуденное солнце брызнуло в лицо. Иноземцев пребывал еще по ту сторону сознания, однако же ни секунды не сомневался, кто перед ним. Пробуждение было мгновенным, словно кто-то дернул таинственный рычаг в голове.
Распластанный на полу, он походил сейчас на рыбу, которую выбросило на берег. Доктор Ларионов склонился над ним. Себе самому Иноземцев казался ватной марионеткой, не способной и руку поднять без воли кукловода.
Он хотел что-то сказать, но слова застыли в районе малого язычка.
— Иван Несторович, вам дурно? Что здесь такое произошло?
Оглушенный ординатор ясно слышал каждое слово. Веки его были по-прежнему смежены, но он видел лицо доктора Ларионова — до того отчетливо работала фантазия, предупреждая каждое событие следующей секунды. Как забавно!
— Вы придете в себя или позвать санитаров, черт меня раздери?
— Да-а, — медленно проговорил Иноземцев, с удивлением слушая свой голос, прорезающий вязкое пространство. Нет, даже не слушая, а наблюдая, как темно-зеленого цвета «да» тяжелой каплей падает в пробирку с синим желе.
— Что «да»? Как это объяснить? Не прошло и пяти дней, как вы разнесли здесь все в пух и прах! Так, значит, выглядят ваши ботанические опыты с травками и камушками? Кем вы себя возомнили? Сен-Жерменом? Калиостро? Напрасно я вам доверял! — Ларионов покачал головой и с глубоким сожалением добавил: — Сейчас же придите в себя и встаньте. Господи боже, что за запах здесь стоит! Что вы жгли? Лукьянов вечно ворчит на вас.
Не чувствуя рук и ног, Иноземцев повиновался. Теперь тело словно раздвоилось: одна половина изнемогала от тяжести, зато другая была подобна птице, порывиста и легка.
Не понимая, как в нем уживаются два человека, больной и здоровый, Иноземцев добрался до своего стола и пришел в удивление, обнаружив, что тот перевернут.
— Кто поступил так с моим рабочим столом? — с наивным видом возмутился он, проигнорировав вопросы заведующего. — Где мои записи и списки? Здесь стояла ваза с луносемянником, он еще нужен!
Ларионов протянул молодому человеку очки, тот живо надел их и, оглядев комнату, ахнул.
— Что же тогда, это был не сон? Лаврентий Михайлович! Кто-то из больных сбежал ночью, верно, из XIII отделения. Я видел, с фонарем!.. Кто это мог быть?
— Ай-ай! Это от вас ваше здравомыслие, Иван Несторович, сбежало. Квартиру госпожи Вольской тоже кто-то из больных спалил?
Иноземцев кашлянул и закусил губу: добрались слухи до заведующего. Нехорошо, погонит из лаборатории теперь.
— Не квартиру, а только одну комнату. Это паяльная лампа проклятая, избыточное давление случилось, я приоткрыл крышку… — стал он оправдываться.
— Уже полдень, друг мой, — прервал рассерженный Ларионов. — Сегодня, едва я ступил на крыльцо больницы, явились чиновники с ордером на арест — из Охранного отделения и двое городовых.
Иноземцев обмер. Достал свой карманный хронометр марки Dent London, с которым никогда не расставался: геликоидная спираль с завитком Бреге, фузея с цепью. Щелкнул крышечкой. Действительно полдень.
— Прямо из Охранного? — пробормотал он, продолжая пялиться на циферблат.
— Именно, голубчик. Справлялись о вас, утверждали, будто вы примкнули к банде бомбистов. Что, доигрались, доэкспериментировались до истории? Соседи ваши подали жалобу. Спровадил я тех из охранки, не волнуйтесь, наплел что-то. Мне-то известно, какой из вас бомбист. Тьфу, вы меня расстроили. Что скажет ваш отец? А мне где прикажете теперь толкового ординатора искать? Никто из докторов в сверхштатные идти не хочет! Снова рисковать и брать студентов, едва кончивших академию? И времени нет с вами возиться. Что я, нянька, что ли? Уже двадцать шестой год. Вбили себе в голову невесть что и балуете. А ведь какие надежды!.. Какие надежды на вас возлагали! Как же, Иноземцев, самого Федора Ивановича правнук! Розги крепкой на вас не хватает. — Заведующий перевел дух. — Ладно, здесь такое дело. Сейчас в докторской сидит дама, прибыла из Т-ской губернии. Могла телеграфировать, но нет, приехала сама. Очень спешит. В одном из уездов пустует больница. Доктора мрут как мухи, последний взял да повесился, остались одни фельдшерицы и сиделки. Даже аптекаря у них нет! Дама знатная, помещица, кроме всего прочего, нуждается в семейном враче для престарелого мужа, который умирает от какой-то африканской болезни. Не заразной, можете на этот счет не тревожиться. Я смотрел историю, что-то с психикой сделалось. По вашей, кстати, части. Поедете? Да что я вас спрашиваю, конечно, поедете! Меж Т-ской губернией и Сибирью не выбирают. Убьем, как говорится, двух зайцев, да и даме поможем. Уже и билеты помещица выхлопотала. Немного поутихнет здесь, выбелят дом госпожи Вольской — и вернетесь обратно. Авось Нестор Егорович и не узнают.
Иноземцев слушал вполуха.
«Так это были не галлюцинации? Или больные взбунтовались? — проносилось в голове. — Да еще кто-то донес на меня! Как есть больные. Нет, не они… Это духи, которых я случайно вызвал. Души тех, кто помер в нашем отделении. Этот, который с апоплексией. Или, может, тот, с правосторонним паротитом. Нет, ведь жив еще же он, господи боже. А нет же, нет! Это тот, что клялся, мол, доберется до меня даже с того света. Говорил, мальчишка, по глазам вижу, что трус… Как бишь его? Крупозный, резать его пришлось. Вот и добрался до меня сегодня ночью. Что я молочу? Я же врач, пусть пока сверхштатный. Какие могут быть духи?.. Что я сотворил с даурицином из луносемянника? Однако меня больше не мучает кашель. Терапевтический эффект был. Был, надо же!»
