– ДАЙСОН! – вопит он, отчаянно размахивая рукой. – УЙДИ!
Дайсон – очевидно, этот пес – начинает лаять как ненормальный и гоняться за собственным хвостом. Джо изумленно качает головой, а потом Дайсон бросается ко мне и врезается в меня сзади.
– Ой, блин! Прости! – восклицает Джо, спеша ко мне и оттаскивая от меня собаку. – СПОКОЙНО, МАЛЬЧИК! – кричит он псу. – Ты в порядке? – обеспокоенно спрашивает он.
– Все хорошо, – выдавливаю я.
Он пристально смотрит на меня, и его губы растягиваются в ухмылке.
– Это ты.
– Да, я.
Как ни странно, мое волнение куда-то улетучивается. Потом он падает на траву рядом со мной, и у мне чуть не становится плохо с сердцем.
– Элис, верно?
– Да.
– Я Джо.
– Приятно познакомиться. – Я чувствую, как начинаю краснеть, и перевожу взгляд на Дайсона. – Я испугалась, что он упадет со скалы.
– Тропинка круто спускается вниз. А внизу – ограждение.
– А, ясно. Какое забавное собачье имя – Дайсон.
Сейчас эта собака растянулась рядом с Джо в коматозном состоянии.
– Я назвал его в честь пылесоса. – Джо протягивает руку и гладит пса. Дайсон виляет хвостом, ударяя им по траве.
– В смысле?
– Он поглощает весь найденный не улице мусор, словно отборные куски мяса.
– Фу! – Я морщусь и смеюсь.
– Да уж, непристойный пес, – с любовью соглашается Джо. – Значит, ты здесь на шесть недель?
– Да. – Я опускаю взгляд на его тяжелые черные ботинки. Я словно дара речи лишилась. Давай, Элис, выдави хоть слово, или он уйдет! – Моя мама художница, – быстро добавляю я.
– А, ясно. Здорово.
– Там, в пабе, работает твой отец?
Он отводит глаза и срывает пучок травы.
– Да.
– Вы плохо ладите?
Он исподлобья смотрит на меня своими темными глазами.
– Не слишком хорошо.
И вот снова это чувство, словно магнит тянет меня к нему. Умоляю вас, я говорила, что я экстрасенс, но здесь уже гораздо больше подходит понятие «психопат».
– Вы давно здесь живете? – спрашиваю я, стараясь вести себя адекватно.
– Только с мая. – Он разрывает зрительный контакт, и я сразу чувствую облегчение. Он откидывается назад, опершись на локти.
– Где вы жили раньше?
– Сомерсет, потом Корнуолл. Хотя до этого мы уже жили в Дорсете. У нас был паб в Лайм-Реджисе.
– Надо же. Вы часто переезжаете.
– Приходится, – признает он и переводит тему, прежде чем я успеваю спросить что-нибудь еще. – А ты где живешь?
– В Лондоне.
– В какой части?
– На севере. Ист-Финчли. Знаешь?
– Нет. Я плохо знаю Лондон. Но собираюсь вскоре туда уехать.
– Правда? – Мое сердце начинает биться быстрее, но падает, когда я вспоминаю, что уезжаю в Кембридж в сентябре. Я рассказываю ему об этом.
– Да? Зачем?
– Учиться в университете. – Его глаза расширяются. – В бывшем политехникуме, – спешу уточнить я. – Я недостаточно умна для самого университета.
– Я недостаточно умен для любого университета, – отвечает он.
– Уверена, это не так, – вынуждена возразить я.
– Так. – Он пожимает плечами и смотрит перед собой. – Но я в любом случае отсюда свалю. – Он встает. – Мне пора возвращаться. Завтра вечером у нас Вечерняя Викторина, – усмехается он. – Я должен придумать вопросы. Тебе куда?
– Туда. – Я поднимаюсь на ноги и указываю на изгородь из лилейника.
– Я провожу тебя.
Достижение!
– Я же вижу, как тебе хочется найти компанию, и все такое, – добавляет он. Я краснею, но он шутливо поддевает меня локтем.
– Отстань, – бурчу я, и его ответный смех наполняет меня теплом.
У него на талии повязана серая толстовка с капюшоном, а голые руки загорели на солнце, столь редко радующем нас своим появлением этим летом. Я расстегиваю куртку, чтобы немного проветриться – от ходьбы мне тоже стало жарко. Мы идем рядом друг с другом по каменистой тропе.
Я возвращаюсь к беседе.
– Здесь так красиво. Почему ты хочешь уехать?
– Да, очень красиво, но… Даже не знаю. Как только я куплю машину, меня здесь не будет.
– А Дайсона возьмешь с собой?
– Конечно. – Он вздыхает. – С родителями я его не оставлю.
– Почему ты на них работаешь? – спрашиваю я, замечая, что они явно не ладят.
– Уехать мне пока не по карману, но благодаря работе я плачу за жилье.
– Они заставляют тебя платить за жилье?
– Ну, мне уже восемнадцать. Только исполнилось, – он фыркает. – Правда, они заставляют меня работать за стойкой уже несколько лет…
– Разве это легально?
– Нет, – прямо отвечает он.
Не представляю, чтобы мои родители заставляли меня платить за то, что я живу у них дома, или работать за барной стойкой в детском возрасте. Может, я наивная?
Дайсон убегает вперед, и вскоре мы видим, как он пытается вытащить из-под дерева невероятно огромную палку. Потом бросает и ворчит на нее, прежде чем залаять на Джо, виляя хвостом.
– Дурачок, – качает головой Джо. – Ты не сможешь в нее играть. – Дайсон снова лает. – Найди поменьше. Давай!
Не тут-то было. Дайсону нужна именно эта.
– Я не буду ее бросать, – непреклонным тоном отрезал Джо. В его манере общаться с собакой было что-то очень милое.
Гав!
– Нет.
Гав! Гав! Гав!
– Черт бы тебя побрал, – бормочет Джо, берет палку за один конец и наступает на нее посередине. Дерево с треском разламывается пополам. Я улыбаюсь и наблюдаю, как он с силой забрасывает ее далеко в поле и Дайсон в безумном восторге несется за ней.
– А ты мягкий, – замечаю я.
– Даже слишком. – Он искоса смотрит на меня.
– Давно он у тебя?
– Года два. Я повстречал его на пляже, когда мы жили в Корнуолле. Он проводил меня до дома, и мне хватило глупости его покормить. С тех пор от него не отвязаться.
– Интересно, кто был его предыдущим хозяином.
Дайсон возвращается с палкой, и Джо снова ее бросает.
– Кто знает? У него не было ошейника. И он был совсем тощий, так что либо с ним плохо обращались, либо он уже прожил сколько-то времени без дома. Отец чуть не сдох, когда узнал, что даю ему объедки с кухни паба.
