Дженни остановилась рядом с нами. Она пристально глядела на мою мать, и было ясно, что ей нравится находиться в нашем обществе.
— Я ожидаю ребенка к празднику жатвы.
— Ах, Дженни… — начала мама и тут же быстро добавила:
— Должно быть, ты очень счастлива.
— Это маленькая девчушка, я наверняка знаю, — сказала Дженни.
Моя мать кивнула, и Дженни отвернулась. Направившись к своему дому, она вновь затянула песенку своим необычным голосом.
— Все это очень печально, — сказала мама, когда Дженни отошла подальше. — Она до сих пор не может забыть о том, что потеряла своего ребенка.
— Наверное, ее ребенок был бы сейчас примерно того же возраста, что и я, — сказала я. — Ведь она приняла меня за свою дочь.
Мама кивнула.
— А теперь она считает, что скоро у нее появится другой ребенок. У нее уже не в первый раз появляются такие мысли.
— И что будет, когда ее ожидания не оправдаются? — спросила я.
— Нам трудно судить, что происходит в ее затуманенном мозгу. Но за детьми она действительно умеет ухаживать. В течение тех нескольких дней, пока ты жила у нее, она превосходно следила за тобой. Мы не могли бы справиться с этим лучше.
— Но я же хотела домой, правда? Когда ты отыскала меня в ее доме, то я подбежала к двери и закричала, чтобы ты забрала меня.
Мама вновь кивнула.
— Ах, бедная, бедная Дженни! — сказала она. — Как мне жаль ее! Мы должны относиться к ней добрее.
Мы замолчали, глядя на пруд. Я думала о днях, проведенных в доме Дженни, и жалела, единственное воспоминание об этом времени было то, как она звонила в игрушечные колокольчики, чтобы прогнать людей и оставить меня у себя.
Бедняжка Дженни была внимательна ко мне, и я решила всегда проявлять к ней доброту и понимание.
Я сознавала, что то же самое чувствует и моя мама.
Мне постоянно вспоминались все эти мелкие эпизоды последнего лета. Помню, что часто видела, как Дженни прогуливается по тропинкам у пруда и, слегка фальшивя, напевает вполголоса свою непонятную и потому интригующую песенку.
Живя в мире иллюзий, она была счастлива тем, что вот-вот появится ребенок, который заменит потерянного. Это было и жалко, и трогательно, потому что она верила в свои фантазии.
Другое событие того памятного лета произошло, когда я находилась в обществе своей бабушки. Мы с нею были закадычными друзьями; она была живой и веселой и поэтому казалась слишком молодой для своих лет.
Она много рассказывала о моей матери.
— Ты должна заботиться о ней, — говорила она. — Знаешь, у нее были тяжелые времена. Она вышла замуж за чудесного человека — твоего отца, но он умер еще до твоего рождения, и мама осталась совсем одна.
Бабушка не раз рассказывала мне, как мой отец отправился в Австралию искать золото, чтобы мы, вернувшись в Англию, жили в полном достатке. Вместе с ним поехали родители Патрика и моя мать. Они поселились в крохотном городке, а это являлось смелым поступком, потому что они не были приучены к таким тяжелым условиям. Отец Патрика и мой были партнерами. Бабушка объяснила мне, какие опасности поджидают людей в шахтах: чтобы кровля не обвалилась, ее подпирают бревнами, но иногда эти крепления все-таки подводят. Именно в такой момент там находился отец Патрика, и мой отец спустился туда, чтобы поднять друга наверх. Он успел передать его людям, поджидавшим у края шахты, но сам выбраться не успел, поскольку кровля окончательно обрушилась и отец оказался погребенным под обломками.
— Он отдал свою жизнь за друга, — закончила бабушка.
— Я знаю, — ответила я. — Мне это рассказывала мать Патрика. — Она говорит, что мы с Патриком должны помнить об этом.
Бабушка кивнула.
— Вы будете друзьями, — сказала она. — Я уверена в этом, а ты должна нежно любить свою мать, потому что, когда умер отец, всю свою любовь она отдала тебе.
Это я понимала. Так все и должно было быть.
И вот в один прекрасный день мы пошли пешком в Западный Полдери к старинной церкви, расположенной возле моря. Церковь была небольшой и относилась к норманнским временам. Это было большой достопримечательностью Западного Полдери, и люди, приезжавшие из дальних краев взглянуть на нее, говорили, что церковь будет стоять здесь вечно. Устраивались мероприятия, чтобы помочь отремонтировать прохудившуюся крышу.
Я любила заходить туда и в одиночестве размышлять о людях, которые когда-то сидели в этой церкви точно так же, как я сейчас. Дедушка говорил, что люди собирались туда на моления, когда у наших берегов в 1588 году появилась испанская армада и когда угрожало вторжение Наполеона. В этой старой церкви, так же, как в Кадоре, было нетрудно проникнуться духом прошлого.
Дверь была открыта, и мы услышали внутри чьи-то голоса.
— Я знаю, в чем дели, — сказала бабушка. — Церковь украшают цветами к свадьбе Джона Полгарта.
Джон Полгарт был владельцем бакалейной лавки в Восточном Полдери, весьма достойным членом местного общества, который собирался жениться на Молли Эйгар, дочери мясника.
Свадьба должна была состояться на следующий день.
Когда мы вошли внутрь, я услышала властный голос миссис Полгенни, которая была очень влиятельным лицом в округе, поскольку занималась акушерством и большая часть здешней молодежи появилась на свет при ее помощи. Мне всегда казалось, что именно это позволяло ей думать, будто она имеет право выносить безапелляционные суждения по поводу их поведения и осуществлять руководство их духовной жизнью, — этим она занималась без всяких колебаний.
Естественно, она не пользовалась популярностью у своих протеже. Впрочем, это ее не волновало. Она всегда говорила, что ее задача не угождать людям, а наставлять их на путь истинный.
Миссис Полгенни была благочестивой женщиной, если под благочестием понимать то, что по воскресеньям она посещала церковь дважды и постоянно участвовала во всех благотворительных мероприятиях по поддержанию церкви. На всякий случай жизни у нее имелась соответствующая цитата из Священного Писания, и, будучи уверена в своей собственной непогрешимости, чужие грехи она обнаруживала с необычайной легкостью.
Вследствие этого вся ее жизнь была сплошным горестным сокрушением по поводу поведения окружающих. Даже викарий попадал под огонь ее критики.
По ее словам, он воспринимал учение Библии слишком буквально и был склонен скорее искать общества матерей и грешников, чем тех, чьи грехи были смыты кровью Агнца благодаря их преданности долгу и их благочестию.
Я не любила миссис Полгенни. Мне было неуютно в ее обществе. Не то, чтобы мне много приходилось иметь с ней дело, но я очень жалела Ли, ее дочь, которой в это время было около шестнадцати лет.
Миссис Полгенни была вдовой, но я никогда не слышала ни о каком мистере Полгенни.
