Записали ее, и мама Оля дождалась, пока не приедет «Скорая» за младенцем.
Увезли мальчишку. Все чин чинарем.
А папа Витя искал своего ребенка и Маню в Ленинграде, по роддомам.
Дело еще было и в том, что новоявленный отец не знал фамилии домработницы, Маня и Маня. Спрашивал, родила зовут Маня. Кто ему ответил бы на этот бред.
И Лаура все это рассказала Верочке-дочке.
Этот отцовский, во грехе рожденный, где-то живущий (может быть) ныне сын был старше Лауры, да и Лаура еще вопрос, чья была.
Это уже Валеска развивала излюбленную тему, отвечая маме Лоре. Валеска прямо сказала ей, не звони сюда, ты не наша, папа сказал. Намекнул на это откровенно. Что Лаура эта была дочь какого-то больного в мамином отделении, по имени Вахтанг. Это произошло через много лет после Маньки. Отец признался.
Врачихи-то на ночных дежурствах спят? Спят в ординаторской. Кого хошь приводи, что хошь делай. Отец так выразился.
Этот Вахтанг, больной якобы, рядовой, так и ходил, так и ходил вокруг ординаторской, все заглядывал. Пневмония якобы. Ну и поползли слухи, санитарки же всегда в курсе, а у них Викентий Иваныч был начальник и герой.
Лаура и родилась у мамы Оли чернавкой. И папа, и мама белесые, а эта как головешка. И мама в оправдание все повторяла, что ребенок вся пошла в предков. Наконец сказалось наследие итальянских архитекторов, помощников Росси, говорила мама Оля.
«И больше сюда не звони, ты приблудная, не наша, позоришь нашу честную фамилию», – завершала все телефонные разговоры Валеска.
А у Мани что была за фамилия, никто не знал.
Папа, кстати, как с ума сошел в эти дни, все звонил пьяный по родильным домам, читал списки, вывешенные там, где принимают передачи для рожениц, кричал под окнами.
Тосковал, убивался.
Сын ведь (мама Оля случайно, не беря во внимание своего мужа, проговорилась).
Что касается Валескиных чувств, то ненависть к младшим широко распространена у старших детей, говаривала мама Лора, и это сопровождало жизнь Вериной мамы от колыбели. Валяшка просто сошла с ума, когда родилась младшая сестра, причем папа все как герой вытерпел, не ушел, а куда ему были идти.
Но мама Оля, уже ей было за сорок после войны-то, ей было не до выяснения отношений с младенцем на руках, когда никто не помогает, мама отнеслась ко всему этому просто, сказала по знакомым, что Валеска просто любит полежать, отсюда возникло и это прозвище, Валяшка.
Хотя потом Валяшке редко удавалось лежать. Оставшись без образования, она проработала всю жизнь на оборонном заводе, замуж в юности вышла, но ее Сигизмунд погиб, где, как, об этом родня не должна была знать. Родители поговаривали, что он как-то умудрился, подавал прошения и все-таки ушел с войском польским и больше не вернулся.
Валяшка хранила ему верность всю свою жизнь, почти шестьдесят лет ждала.
И никогда Вера, наезжая в Питер, не бывала принята тетей, даже в гости.
В результате Вериной маме позвонила соседка Валяшки, что ее сестра скончалась, упала хорошо что у своего подъезда и с паспортом, паспорт был в мешочке на шее, похоронена за государственный счет, квартира отходит городу, но родственникам можно приехать выбрать что осталось из имущества. Ключей при покойнице не было, так что вот. Кто-то успел взять сумку. Запишите телефон.
То есть все обокрадено, ключи ясно, что у паспортистки, это они все оформляют в свою пользу типа наследство, у них черные нотариусы, резюмировала образованная на дворовый лад мама и велела Вере поехать хоть что-то спасти.
Был составлен план взятия крепости:
– Иди не через парадное, а со двора, черный ход, на шестой этаж пешком, дверь деревянная старинная в правом углу, правая дверь, в ней встроенное деревянное окошечко, васисдас для продавцов («И немец-булочник не раз уж отворял свой васисдас», помнишь, у Пушкина), он запирался со стороны квартиры, дальше: там на двери сверху ключ должен лежать испокон веку на притолоке, в середине есть выемка. Туда никто не дотянется, найди во дворе три кирпича или крепкий ящик. Ты здоровенная девка, и на гимнастику зачем я тебя водила, достанешь рукой, сообразишь.
Все питерское у мамы начисто выветрилось, когда она поступила в Москве в «Керосинку», в институт нефти и газа, и мальчики привели красотку в свою команду КВН украшать сцену. Гитара, костры, тайга, первый муж неверный – красавец бородач геолог, все дела. Второй муж – актер, выпивоха, шутник, автор пятисот песен и заслуженный отец. Родная жена его била, деньги отбирала, а сама на простую бутылку не давала, он потому и ушел, обиделся, жил с Вериной мамой на съемной квартире, плакал, все говорил о рельсах – его туда, видимо, тянуло. «Зов рельс, уже кому-то в рейс», – он пел под гитару. Его и нашли с пустой головой у железнодорожных путей…
Третий муж, о нем и воспоминаний никаких не осталось – кроме того что у него была еще одна, перед мамой, но вторая по счету, жена в Орле (как он саркастически говорил, не «она с Орла», а «она с рала»).
И только четвертый муж мамы, Верин папа, был настоящий, профессор, завкафедрой. Все имущество оставил той больной жене, детям и троим внукам.
Снял себе и Лауре жилье – а как же. Тут и родилась Верочка на съемной квартире в полторы комнатки в Зюзино.
Сейчас, правда, они с матерью обитали в собственном однокомнатном жилье с большой кухней и лоджией, хоть и в дальнем микрорайоне, но метро, магазины и поликлиника рядом, а когда переезжали туда родители с младенцем на руках и без мебели, в округе не имелось ни метро, ни телефона, ни ясель для Верочки, и всюду были только глиняные поля и котлованы.
Но все-таки что-то отец оставил малолетней любимой дочери, какую-то утаенную от старой семьи ценность – потом, после похорон, на которые никто из прежних потомков профессора не явился и не дал ни копеечки, его какой-то, видимо, сын, немолодой причем, все звонил спрашивал о кольце прадеда, не вы украли? С бриллиантом? Не ты украла, потаскуха? (В оригинале другой вариант.) Это мамино было, не его, потаскуха (еще много раз тот же вариант).
«Пролитое молоко», – флегматично отвечала мама, положив трубку.
И не бриллиант, а изумруд вроде был. Что-то зеленое. Кольцо декабриста. Наследие его прадедушки. Охотились за ним коллекционеры. Да. На это и была куплена квартирка.
Но отец успел все сделать, прежде, чем его вытащили умирающего из-под автобуса (мама после рождения Веры называла мужа «отец», он ее «мамочка», об этом было рассказано дочке много лет спустя, в слезах).
Отец попал под автобус или ему в этом помогли, так и не выяснилось.
Но именно он настоял, чтобы слабенькую Веру, дочь пожилых родителей, отдали в три годика на спортивную гимнастику, был такой кружок для малышей. «Мало ли», – сказал отец и замолчал. Потом добавил: «Хоть тренером будет». Пришлось Лауре-маме возить дочь. В результате Верочка легко забиралась в ванную по дверным притолокам наверх и там торчала, упершись ногой в распахнутую дверь, башкой в потолок, и так пряталась, родителям не приходило в голову посмотреть в потолок. И бегала она отчаянно, стрекотала ножками как заяц. На гимнастике, правда, на это внимания не обращали, зато в школе и в университете тренеры зазывали ее в секцию, суля сразу первый разряд.
