Цюрих был глубоко взволнован этим событием, и телеграммы полетели во все концы мира. Но усилия наиболее опытных сыщиков открыть хоть какие-нибудь следы, были бесплодны: ясно, что похищение изобретателя с его аппаратом не могло произойти через дверь, так как она была заперта изнутри; следовательно, оставалось одно предположение, что похищение произошло через окно, которое было открыто еще до прихода посетителей. Но это предположение не выдерживало никакой критики, так как квартира Баха находилась на третьем этаже, — а для того чтобы вытащить с третьего этажа человека, нужны какие-нибудь приспособления… Кроме того, внизу, в том же доме находился ресторан, и его запоздавшие ночные посетители должны были слышать что-нибудь. Между тем никто не заметил ничего подозрительного.
Таинственная и непонятная загадка. Казалось, что само небо, разгневанное за раскрытие его тайны, взяло к себе изобретателя вместе с его изобретением…
III. Капитан Смит
Сознание Арнольда смутно прояснялось, и только постепенно всплывало перед ним все произошедшее.
— Да, два человека… Они хотели купить… Для частного лица… Я отказался продать… Потом они хотели посмотреть электрокубы и спросили, здесь ли они… А потом чем-то мокрым ударили меня по лицу… Должно быть, это была губка с хлороформом… — соображал Арнольд.
— Хорошо, где же я теперь? — Арнольд вскочил и сел на кровати.
Арнольда Рекерта трудно было заставить потерять голову; он привык холодно размышлять всегда, даже в самую опасную минуту жизни; и теперь он тоже очень скоро овладел собой и начал осматривать место своего заключения, так как было ясно, что он в плену.
Комната, в которой он находился, была очень маленькой, но обставлена чрезвычайно комфортабельно. И привыкший к точному анализу, Арнольд сразу обратил внимание на странное несоответствие этой роскоши с теснотой помещения: прекрасная софа, обитая красным бархатом, стулья с дорогой резьбой, настоящий Смирнинский ковер: но сама комната поразительно мала и в ней собраны самые различные вещи, — обстановка кабинета, спальни и уборной вместе.
— Где могут так дорожить местом? — задал себе вопрос Арнольд и тотчас сам же себе ответил: «только на корабле».
Это для него было несомненно; но при этом было непонятно, почему все стояло так свободно и не было привинчено, как это обыкновенно делается на кораблях? И еще одна непонятная странность: он почувствовал поток воздуха сверху и заметил в потолке отверстие, через которое в его каюту доставлялся искусственный воздух…
— Для чего это? — размышлял Арнольд. — Быть может, это не обыкновенный корабль, а…
В это время он услышал щелканье задвижки; в одной из стен каюты открылось незамеченное им раньше оконце, и в отверстии его показалась голова человека; эта голова предложила Арнольду обедать, но в ответ на все вопросы Арнольда: «где он и как сюда попал», отвечала только одной фразой: «Об этом вы узнаете от моего господина».
— Когда?
— Сразу же после вашего обеда.
Арнольд вынужден был примириться с этим и принялся за принесенный ему обед, так как, несмотря на все чрезвычайные события, пережитые им, не потерял аппетита и мог отведать все блюда, поданные ему.
Окончив есть и, наливая себе вина, Арнольд услышал какой-то легкий шум и, быстро обернувшись к двери, увидел перед собой высокого, сильного человека с коротко остриженными волосами и длинными усами; несмотря на слишком резкие черты, на большой нос и какой-то особенно острый проницательный взгляд серых глаз, лицо этого человека имело что-то исключительно интеллигентное, свидетельствующее о высокой духовной силе его обладателя. Арнольду бросилось в глаза, что этот человек, как и виденный им раньше мельком через оконце каюты, одет в костюм из какой-то грубой серой материи, но при этом покрой его был изящным и соответствовал современной моде.
— Как вы себя чувствуете, коллега?
Этот спокойный вопрос возмутил молодого инженера. Сделав шаг к неизвестному господину, Арнольд ответил резким вопросом:
— Кто вы такой?
— Собственник и капитан этого корабля.
— Итак, я на корабле… — задумчиво сказал Арнольд. — Но почему вы меня назвали коллегой? И как ваше имя?
— Я тоже инженер, а имя мое самое обыкновенное, и оно вам ничего не скажет: Эдвард Смит, к вашим услугам, — произнес капитан, слегка поклонившись, как бы представляясь.
— Итак, это по-вашему приказанию меня схватили и привели сюда?
Эдвард молча и весело поклонился.
— Вы хотели завладеть моими электрокубами?
— Совершенно верно. Дело оказалось проще, чем я думал, — я произвел анализ и теперь сам умею делать такие же электрокубы.
Это спокойствие выводило Арнольда из себя, но он сдержался и холодно спросил:
— Ну а зачем же я лично вам нужен?
— Я хочу, чтобы ваше великое изобретение принадлежало только мне одному, — ясно и твердо ответил Эдвард Смит. — Оно, несмотря на гениальность так удивительно просто, что вам незачем было делать записи и кому-нибудь подробно рассказывать о нем. Я думаю, вы поостереглись.
Арнольд посмотрел в проницательные глаза своего собеседника и выбрал тот дипломатический путь, который, быть может, ведет к цели лучше всякого другого: он решил говорить правду.
— Да, вы правы: я не излагал своего изобретения письменно и никому не говорил о нем.
После короткой паузы капитан спросил:
— Почему вы сочли возможным сказать мне это прямо и откровенно?
— Потому что… я уверен, что не ошибаюсь в вас: вы не кажетесь мне простым разбойником, — откровенно заявил Арнольд.
— Да, вы правы, — улыбнулся капитан, — и все же, ваше изобретение будет принадлежать только мне одному.
— Но ведь это непростительный эгоизм! — воскликнул Арнольд.
— Очень возможно, — спокойно ответил капитан, — впрочем, это отчасти самозащита: ведь ваше изобретение должно было разорить меня как собственника угольных копей.
После некоторого молчания Арнольд спросил:
— Итак, вы намерены меня держать в плену?
— Да, ничего другого не остается, так как иначе мне придется умертвить вас.
— Ну, я предпочитаю плен, — спокойно заявил Арнольд. — Но я хотел бы знать, как долго он продолжится?
— До моей смерти, — ответил капитан. И так как Арнольд непроизвольным движением выказал испуг, то капитан успокоительно добавил:
— Не беспокойтесь, коллега, не так долго; мне уже пятьдесят восемь лет и на основании некоторых данных, я уверен, что проживу не дольше семидесяти… В моем возрасте двенадцать лет — много, для вашего же — пустяки…
И после короткой паузы он добавил:
— Зато после моей смерти вы унаследуете мое изобретение, которое, право же, не менее важно, чем ваше, и за которое не жаль заплатить двенадцатью годами жизни.
