Зажмурилась от ужаса, потянула на себя дверцу люка, и… оказалась в кромешной темноте. Как теперь найти выход на крышу? Попыталась выпрямиться и стукнулась головой о низкий потолок. Рядом кто-то закопошился, я взвизгнула, шарахнулась в сторону и наступила на что-то мягкое. Ой, никогда не буду любопытной, только теперь люка тоже не видно!
— Жень, ты наступила мне на ногу, — раздалось прямо над ухом.
Тут уж я не выдержала и завизжала в полный голос. Внизу кто-то бормотал «свят-свят-свят». Гоша зажег фонарик.
— Ты чего? Не пугай соседку.
— Вытащи меня отсюда! — взвыла я и прижалась к его плечу.
Гоша совершил невозможное: за тридцать секунд превратился из Романтичного Парня с Воздушным Шариком в Принца — Спасителя от Крыс и Тараканов. Почетное и уважаемое всеми девушками звание. А разве можно отказать принцу, когда он предлагает стать его девушкой? Гоша был похож на солнце: рыжий, жизнерадостный, нежный. К тому же он оказался единственным парнем, который мог называть меня «малышом» и не получить сдачи. Какой малыш?! Взрослая, жутко самостоятельная девушка!!! Но тут я, кстати, вспомнила, как Варя назвала его Карлсоном, и даже не подумала возмущаться.
Целых две недели я наивно полагала, что мы с ним созданы друг для друга и будем вместе вечно (года два-три примерно). С крыши открывался чудесный вид, Гоша приволок туда потрепанное кресло из своей квартиры и кучу пледов.
Дверцу люка я предусмотрительно смазала оливковым маслом и теперь она открывалась бесшумно. Мама вечером обычно работает, но даже если она и оказывалась дома, то на кухню заходила крайне редко. Моя прогрессивная бабушка с половины десятого смотрела «Спасателей Малибу», так что на крышу можно было проскочить незаметно. Я вставала на стул, потом на полку, не забывала проследить, чтобы на пол сверху не свалился какой-нибудь шальной таракан, и протягивала руку в темноту, где меня ждал Гоша.
Через чердак обычно шла, крепко зажмурившись и прижавшись к нему, а открывала глаза только на крыше. Слабонервная девушка с ума бы сошла от такой дозы романтики: сначала экстрим среди крыс, потом звезды, огни ночного города, а если приглядеться, видно даже Воробьевы горы. Не заснеженные вершины Альп, конечно, но мы природой не избалованы. Все идеально, если бы не время года. Осень, как известно, не способствует свиданиям на крышах. Уже на второй вечер звезды попрятались за тучками, а на третий закапал совсем неромантичный дождь. Вопреки ожиданиям (я на тот момент не шибко верила в мужскую сообразительность), Гоша не растерялся, а пригласил меня к себе в гости.
В квартире у него было еще лучше, чем на крыше. Прямо под люком стояла раскрашенная всеми цветами радуги стремянка. Вообще все в доме, даже стены, были разрисованы причудливыми картинами, в основном желто-красно-оранжевых тонов. Люстр не было, только торшеры, а в спальне и вовсе свечи.
— Терпеть не могу верхний свет, — объяснил Гоша.
Мебель, наверное, он тоже терпеть не мог, потому что на кухне вместо стола стояла коробка, накрытая куском желтого бархата вместо скатерти. В углу, на другой коробке, разместился черно-белый телевизор «Рекорд», который попытались превратить в камин, нарисовав пламя прямо на экране. Смотреть передачи было довольно забавно.
— Знаешь, он греет, — уверенно заявил хозяин.
Гоша приехал в Москву искать работу. Профессия у него довольно оригинальная — художник-оформитель. Раньше он жил в Ставрополе с родителями, которые упорно ждали, что сынуля перебесится и пойдет по их стопам. Мама с папой работали «коммерсантами» на ставропольском рынке, то есть покупали где-нибудь в Турции брючные костюмчики Chanel и сумки Fendi, а потом продавали это счастье наивным девочкам под видом дизайнерских вещей, каким-то чудом закатившихся на прилавок.
Гошу такие перспективы совсем не радовали, поэтому он в двадцать семь лет решил искать счастья в Москве. Родители понадеялись, что в столице ему вправят мозги, и даже сняли Гоше квартиру. В перспективе планировалось расширить бизнес до «точки» на Черкизовском рынке — Мекке всех «коммерсантов».
Я прониклась Гошиными проблемами настолько, что перезнакомила его со всеми людьми на журфаке, которые хоть как-то могли помочь с работой. Портила настроение только Варя, которая Гошу сразу невзлюбила и утверждала, что он меня нагло использует. Нет-нет, он даже и не думал меня использовать…
— Ты знаешь, мне предложили работу в журнале, — сказал Гоша как-то вечером, глядя с крыши вниз на темную улицу. — Тот парень, с которым ты меня позавчера знакомила…
— Это же здорово! — обрадовалась я.
— Я отказался, — вдруг посуровел он. — Знаешь, малыш, я подумал, что недостоин тебя…
— Господи, кто тебе наговорил этих глупостей?
— Но это же очевидно! — Гоша ходил туда-сюда по краю крыши, размахивая руками от волнения. — Мне в двадцать семь лет родители квартиру снимают и присылают деньги на еду, как школьнику!
— Это бред, Гош! При чем тут деньги?! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Не твою работу, не твои деньги, а тебя!
Он нахмурился.
— Глупости, малыш! Какая тут может быть любовь?
— Ты же сам говорил, что…
Гоша молча смотрел вниз. Я от растерянности не придумала ничего лучше, чем удрать домой: бросилась к маленькой дверце, которая вела на чердак, с трудом нашла свой люк (раньше одна ни разу не возвращалась) и спрыгнула на пол в пустой кухне. Узнать, что тебя не любят, — это пострашнее, чем крысы.
Вчера я подумала, что задела чувствительное мужское самомнение тем, что помогла Гоше с работой. Короче, сама во всем виновата, нужно срочно мириться. Вечером чуть полку на кухне не сломала, подпрыгивая на ней и протягивая руку в чердачную темноту. Его не было. Тогда мной был выбран путь нетрадиционный — через дверь, но Гоша не открывал, несмотря на то, что попытки дозвониться-достучаться все соседи слышали. Один мужичок даже вышел на площадку внизу и минуты три с любопытством наблюдал, а потом предложил:
— Да вы ногой попробуйте постучать, у меня жена всегда так делает!
Я что, навязываюсь? Искреннего возмущения хватило ровно на полчаса, а потом в потолок спальни тихо постучали. Быстро оделась, вбежала на кухню и открыла люк.
— Так я и знала, что тут кто-то бродит! — прямо над головой завопила тетя Клава. — У-у-у, нечистый!
Еле успела закрыть люк, но тут не выдержала многострадальная полка, и я оказалась на полу в куче рассыпанной муки, сахара и черного перца горошком.
— Женечка, ты что тут? — заглянула на кухню бабушка и тут же побила все рекорды, придумав блестящее объяснение: — Блинчики хотела испечь?
Я оглушительно чихнула, подняв целое облако муки, и разрыдалась от безысходности.
— Ну что ты, первый блин всегда комом, — утешала меня бабушка.
— Женька, ты уснула?! — Это Варя, она всегда прерывает мои романтические мечты самым наглым образом.
