– Мы вместе уедем. То есть сбежим, – быстро продолжала она. – Мы уедем туда, где никто не найдет нас...
– Господи Боже мой, ты сама-то веришь в то, что говоришь? Это безумие!
– Почему безумие?
– Ты думаешь, что я позволю вот так разрушить твою жизнь?
– Я принадлежу тебе, – упрямо сказала она. – И сделаю все, лишь бы быть с тобой.
Она верила в то, что говорила, Маккена читал это по ее лицу. Это разбивало ему сердце и вместе с тем приводило в бешенство. Какого черта, ведь она знала, что между ними непреодолимая преграда, и не желала считаться с этим. Он не мог оставаться здесь, пребывать в постоянном искушении, понимая, что, если поддастся ее чарам, это погубит их обоих.
Держа ее лицо в ладонях, Маккена провел большими пальцами по контуру ее губ, коснулся бархатистой щеки. И, стараясь скрыть чувство благоговения, проговорил с нарочитой небрежностью:
– Сейчас тебе кажется, что ты любишь, но пройдет время, и ты забудешь меня. Я бастард. Слуга, причем даже не старший слуга...
– Ты моя половинка.
Потрясенный ее словами, Маккена прикрыл глаза. Он ненавидел себя за испытанный в тот момент прилив радости.
– Черт побери! Ты сама делаешь все, чтобы я не смог остаться в Стоуни-Кросс.
На мгновение Алина отстранилась от него, со щек исчез румянец.
– Нет. Не уезжай. Прости. Я больше не буду ничего говорить. Пожалуйста, Маккена, ты останешься, правда?
Внезапно он ясно ощутил нестерпимую боль, которую придется испытать в тот миг, когда он потеряет ее... смертельную рану, которая будет долго кровоточить. Алине девятнадцать... У них есть еще год, может быть, меньше. Затем для нее откроется весь мир, а он превратится в досадливую обузу. Или хуже – она станет стыдиться его и заставит себя забыть эту ночь. Она не захочет вспоминать, что говорила помощнику конюха на балконе в лунную ночь. Но пока...
– Я останусь сколько смогу, – пробормотал он.
Радость вспыхнула в глубине ее темных глаз.
– А завтра? Мы встретимся завтра?
– На закате у реки, – пообещал Маккена, внезапно освободившись от внутренней борьбы, словно ее и не было.
Казалось, Алина прочитала его мысли.
– Прости меня, – донеслось до Маккены, когда он спускался с балкона, но шепот тут же растаял в ночном воздухе, бесшумно, будто опали лепестки цветка.
После того как силуэт Маккены растворился в темноте, Алина вернулась в комнату и прикоснулась к своим губам. Они, казалось, все еще хранили поцелуй. Рот был горячий на ощупь, а на вкус – чуть сладкий, наполненный ароматом яблок, которые Маккена, должно быть, воровал в саду. Господи, она тысячу раз воображала, как он целует ее, но так и не сумела подготовить себя к реальности.
Она хотела заставить Маккену посмотреть на нее как на женщину, и, кажется, ей это удалось. Однако она не ощущала триумфа. Напротив – лишь разочарование, острое, как лезвие ножа. Она догадывалась, что Маккена думает, будто бы она недооценивает всю сложность ситуации, хотя Алина понимала все лучше его.
Уже давно уяснив, что люди предпочитают оставаться в рамках своего класса, Алина сделала для себя неутешительный вывод: молодые люди, подобные Маккене, всегда будут для нее запретным плодом. Каждый член общества – от верхушки до самого низа – понимал и принимал подобное разделение, отчего Алина сильно страдала, сознавая, что могло быть иначе. «Что поделаешь, мы с Маккеной разного поля ягоды», – подумала она с горьким юмором.
Почему-то Алина не могла смотреть на Маккену глазами других людей. Разумеется, он не был аристократом, но и не был простым парнем с конюшни. Если бы он родился в семье благородных кровей, он мог бы составить гордость этого класса. До чего же несправедливо, что его жизнь началась с такого невезения! Он умен, красив, трудолюбив, и хотя он никогда не принадлежал к высшему кругу, он мог бы...
Она помнила тот день, когда он впервые появился в Стоуни-Кросс-Парке, маленький мальчик с невероятной шапкой кудрявых черных волос и глазами, которые не были ни чисто-голубыми, ни зелеными, а являли собой чудесную смесь того и другого. Слуги шептались, что мальчик незаконнорожденный. Его мать, деревенская девушка, сбежала в Лондон, попала в затруднительное положение и умерла при родах. Бедного малыша отправили в деревню Стоуни-Кросс на воспитание бабушке и деду, которые заботились о нем, пока позволяли силы. Когда ребенку исполнилось восемь лет, его отослали в Стоуни-Кросс-Парк, где он стал служить мальчиком на побегушках. В обязанности его входило чистить обувь слуг, помогать горничным таскать тяжелые ведра с горячей водой и мыть серебряные монеты, которые привозили из города, потому что граф и графиня опасались болезней от грязных рук.
Его полное имя – Джон Маккена, но в поместье уже были трое слуг по имени Джон. И тогда было решено звать мальчика по фамилии, пока не подберут для него новое имя... но со временем как-то забыли об этом, и с тех пор все звали его Маккена. Сначала большинство слуг не обращали на него внимания, за исключением экономки миссис Фэрклот. Широколицая, розовощекая, добросердечная женщина, можно сказать, заменила ему родителей, которых он не знал. Даже Алина и ее младшая сестра Ливия были более близки с миссис Фэрклот, чем с родной матерью. Несмотря на свою большую занятость, миссис Фэрклот всегда находила для них время: то помогала перевязать порезанный палец, то восхищалась пустым гнездом, которое они нашли в саду, или помогала починить сломанную игрушку.
Иногда миссис Фэрклот освобождала Маккену от его обязанностей, чтобы он мог пойти поиграть с Алиной. Эти редкие часы давали мальчику возможность хотя бы на время освободиться от противоестественного существования ребенка-слуги.
– Ты должна быть добра к Маккене, – говорила миссис Фэрклот Алине, когда та прибегала к ней с рассказом, как он сломал ее кукольную коляску. – У него вообще нет семьи, нет красивой одежды, его не ждет вкусный ужин, как тебя. Большую часть времени, когда вы не играете, он работает, чтобы оплатить свое содержание. И если ты будешь жаловаться на него, то решат, что он непослушный мальчик, и отправят его отсюда. И ты больше никогда не увидишь его.
Эти слова удручали Алину. И тогда она искала способ защитить Маккену, брала вину на себя, делилась сладостями, которые старший брат иногда привозил из города, и даже учила его читать, повторяя вместе с ним уроки, которые задавали ей гувернеры. А взамен Маккена научил ее плавать, ездить на лошади, а еще мастерить свистульку из стебля травы.
В отличие от других миссис Фэрклот понимала, что Алина относится к Маккене совсем не как к брату. Родственные чувства, которые девочка испытывала к Марку, не имели ничего общего с тем, что она чувствовала по отношению к Маккене. Маккена был ее двойником, ее компасом, ее убежищем.
Вполне естественно, что, когда Алина превратилась в юную девушку, она стала для него привлекательной. Впрочем, как и многие другие девушки в Гемпшире. Маккена превратился в высокого, широкоплечего юношу с острым взглядом, черты его лица отличались мужественностью, если не правильностью, нос был чуть-чуть длинноват и рельефен, рот немного широк. Его непослушные черные кудри спускались на лоб, а густые ресницы оттеняли удивительной красоты бирюзовые глаза. Кроме прекрасной внешности, он обладал особым обаянием и чувством юмора, что делало его любимцем поместья и близлежащей деревни.
