Иуда медленно отворил дверь. Пасхальная луна еще не взошла, и ночь была черна.
Их теперь подле Иисуса осталось лишь одиннадцать.
Одиннадцать и возлюбленный ученик.
5
Колокольчик зазвонил — уже во второй раз. В этот ранний смутный час во всем селенье освещено было только аббатство Сен-Мартен. В такие зимние ночи ветер так тоскливо воет над унылыми берегами реки, что Валь-де-Луар начинает смахивать на далекую незнакомую Сибирь.
Отголоски колокольного звона еще звучали в стенах обители, когда отец Нил вошел туда, едва успев сбросить широкий балахон певчего — утренняя служба только что завершилась. Обычно монахи соблюдают полную тишину до «терции», девятичасовой утренней молитвы, и колокольчик на воротах никогда не звонит раньше восьми.
Прозвучал третий звонок — настойчивый, требовательный.
«Брат привратник не отзовется, таково предписание. Тем хуже, придется идти мне».
С тех пор как обнаружились ранее скрытые обстоятельства смерти Иисуса, недомогания отца Нила участились. Он не любил отлучек отца Андрея, как ни редки они были: библиотекарь стал его единственным, не считая Господа, доверенным собеседником. Монахи хоть и живут общиной, но особых отношений между собой не поддерживают, а отцу Нилу было необходимо рассказывать кому-то о своих изысканиях. И вот вместо того, чтобы вернуться в келью, где его ждали еще не законченные записки об обстоятельствах пленения Иисуса, он вошел в привратницкую и отпер тяжелые ворота, отделяющие монастырь от внешнего мира.
Жандармский офицер приветствовал его, вытянувшись по стойке «смирно» в свете фар:
— Отец мой, этот человек проживал здесь?
И протянул удостоверение личности. Отец Нил молча взял документ: «Андрей Соколовский, 67 лет. Проживает: аббатство Сен-Мартен…»
Отец Андрей!
Кровь застыла в жилах монаха.
— Да… конечно, это библиотекарь аббатства. Но что произошло?
Жандарм привык сообщать неприятные известия.
— Мы получили сообщение вчера вечером: двое рабочих, поздно возвращавшихся домой, обнаружили его тело на железнодорожной насыпи между станциями Ламот-Бёврон и Ла-Ферте-Сент-Обен. Он был мертв. Мне очень жаль, но кому-нибудь из вас необходимо явиться для опознания тела. Мы ведем расследование, вы же понимаете?
— Отец Андрей мертв?!
Отец Нил зашатался, ноги не держали его.
— Но… надо, чтобы преподобный отец настоятель…
Тут послышались шаги, по-монастырски степенные, приглушенные. Так и есть, отец настоятель собственной персоной. Потревожил ли его звон колокольчика, или он пришел сюда, движимый каким-то предчувствием?
Жандарм поклонился. В орлеанской бригаде знали: в аббатстве тот, кто носит перстень и нагрудный крест, имеет сан епископа. Республика уважает знаки отличия.
— Преподобный отец, один из ваших монахов, отец Андрей, был вчера вечером обнаружен неподалеку отсюда на железнодорожной насыпи вскоре после прохождения Римского экспресса. Шейные позвонки сломаны, смерть, видимо, наступила мгновенно. Мы не можем отправить труп в Париж на вскрытие до того, как будет произведено опознание. Не могли бы вы проехать со мной, чтобы поскорее исполнить эту формальность… тягостную, конечно, но необходимую?
С тех пор как его избрали на эту почетную должность, отец настоятель аббатства Сен-Мартен не позволял ни единому чувству, каким бы оно ни было, отражаться на его лице. Разумеется, он был избран самими монахами сообразно установленному в монастырях обычаю. Но вопреки правилам между Римом и Валь-де — Луар велось множество телефонных переговоров. И как раз перед избранием в монастырь прибыл римский прелат весьма высокого ранга, дабы на год предаться уединению, а заодно ненавязчиво внушить строптивым, что отец Жерар — самая подходящая кандидатура.
Власть над аббатством, над его весьма незаурядным схоластикатом, включавшим в себя епархиальную семинарию и три библиотеки, Рим мог доверить только надежному человеку, владеющему собой в любой ситуации. Ни один мускул не дрогнул на лице настоятеля.
— Отец Андрей! Боже мой, какая катастрофа! Мы ожидали его сегодня утром, он должен был вернуться из Рима. Как мог произойти такой несчастный случай?
— Несчастный случай? Боюсь, это выражение здесь не совсем подходит, преподобный отец. Мы располагаем данными, которые опровергают эту версию. В Римском экспрессе вагоны старого образца, но при отправлении поезда двери запираются на все время пути. Ваш собрат не мог покинуть вагон иначе, чем через окно своего купе. Во время последней проверки перед прибытием в Париж контролер отметил, что это купе опустело: там уже не было не только отца Андрея (хотя его чемодан оказался на месте), но и двух других пассажиров, они тоже исчезли, и после них не осталось никакого багажа. Еще три зарезервированных места оставались незанятыми от самого Рима, так что у нас нет свидетелей. Расследование в самом начале, но уже сейчас можно отказаться от версии о несчастном случае. Все это куда больше похоже на преступление. Отец Андрей был, несомненно, подвергнут дефенестрации, то есть, проще говоря, его выбросили из окна. На полном ходу. И сделали это два других пассажира, севшие с ним в поезд. Так вы сможете последовать за мной, чтобы опознать труп?
Отец Нил незаметно отступил назад, но, когда он взглянул на лицо настоятеля, ему показалось, что преподобный отец уже с трудом сдерживает волны эмоций.
Впрочем, отец Жерар тут же вновь овладел собой:
— Последовать за вами? Сейчас? Никак невозможно. Я сегодня принимаю у себя епископов из Центральных епархий, мое присутствие здесь необходимо.
И, повернувшись к отцу Нилу, он с сокрушенным вздохом попросил:
— Не могли бы вы, отец Нил, последовать за господином офицером, чтобы исполнить эту прискорбную формальность?
Склонив голову в знак повиновения, Нил подумал: его записки относительно заговора вокруг Иисуса могут подождать. Ведь сегодня крестную муку принял отец Андрей.
— Разумеется, отец мой, я только схожу за нашей накидкой, а то холодно. Офицер, я вернусь сию минуту, соблаговолите подождать…
Обет монастырской бедности запрещает монаху объявлять себя собственником чего бы то ни было: хотя «наша» накидка многие годы пребывала в пользовании только отца Нила, называть ее «своей» не полагалось.
Отец настоятель пригласил жандарма зайти в пустую привратницкую и, по-дружески взяв его вод руку, сказал:
— Я ни в коей мере не предвосхищаю результатов вашего расследования, но преступление — это просто немыслимо! Вы только представьте; пресса, телевидение, журналисты! Это бросит тень на католическую церковь, да и Республика будет выглядеть далеко не лучшим образом. Я уверен, что это было самоубийство. Несчастный отец Андрей…
