Так Феликс остался один с новорожденной дочерью на руках, с его Мирандой. Миранда: как еще можно было назвать девочку, у которой нет матери, а есть только немолодой, слепо ее обожающий отец? Она удержала его на краю, не дала погрузиться в хаос. Он старался держаться как мог. Получалось с трудом, но он все-таки справился. Не без помощи, да. Он нанял несколько нянь – он бы не обошелся без женской руки, потому что не знал, как ухаживать за младенцем. И еще потому, что не мог быть с Мирандой все время, хотя он проводил с ней каждую свободную минуту, которых выдавалось не так уж и много.
Она его очаровала сразу и навсегда. Он глядел на нее и не мог наглядеться. Маленькое совершенство. Ее глаза, ее пальчики! Чистый восторг! Когда она начала говорить, он взял ее в театр. Такая умница, она сидела спокойно и вбирала в себя происходящее на сцене, не ерзала в кресле и не скучала, как скучал бы и ерзал обычный двухлетний ребенок. У него были планы: когда она подрастет, они вместе отправятся в путешествие. Он покажет ей мир, научит всему, что знал сам. Но потом, когда ей было три года…
Высокая температура. Менингит. С ним пытались связаться, но он был на репетиции и строго-настрого приказал его не беспокоить. Няньки, смотревшие за Мирандой, не знали, что делать. Когда он наконец вернулся домой, там были слезы, истерики, снова слезы, а потом он отвез дочь в больницу, но было поздно. Уже слишком поздно.
Доктора сделали все, что могли: все дежурные фразы были произнесены, все оправдания озвучены. Но ничто не помогло, а потом она умерла. Ушла, как принято говорить у них. Но если ушла, то куда? Она не могла просто исчезнуть из мира. Он отказывался в это верить.
Лавиния, Джульетта, Корделия, Пердита, Марина… Все они потерянные дочери, которые «ушли», но некоторых удалось вернуть. Почему не его Миранду?
Что делать с таким необъятным горем? Оно было как колоссальная черная туча, нависшая над горизонтом, или скорее как снежная буря. Нет, оно совсем не поддавалось сравнению. Он не мог одолеть эту громаду. Ее надо было преобразовать в нечто иное или попытаться отгородиться от этой боли.
Сразу после похорон, как только маленький, вызывающий жалость гроб опустили в землю, Феликс ринулся в «Бурю». Уже тогда он понимал, что это было бегство от действительности. Но оно могло стать возрождением.
Он уже представлял, как Миранда из «Бури» станет дочерью, которую не потеряли; маленький ангел-хранитель, единственная радость изгнанного отца, спасшая его от отчаяния, когда они плыли по темному морю в полусгнившем челне. Она не умерла. Она выросла и превратилась в прелестную девушку. То, чего Феликс лишился в жизни, он еще мог мельком увидеть в своем искусстве: пусть лишь краешком глаза.
Он создаст достойное оформление для своей возрожденной Миранды, которую вызовет к жизни силой воображения. Он превзойдет сам себя как режиссер и актер. Он раздвинет границы возможного, придаст реальности нужное ему звучание. Он хорошо помнит, как это было. Он взялся за дело, охваченный лихорадочным жаром отчаяния, но разве искусство рождается не из отчаяния? Разве искусство не есть вызов смерти? Стоя на крою пропасти, ты бросаешь ей вызов, показывая средний палец. Он уже знал, что его Ариэля будет играть трансвестит на ходулях, который в ключевых сценах преображается в гигантского светлячка. Его Калибан будет шелудивым бомжом – чернокожим или, может быть, из коренных канадцев – и паралитиком, передвигающимся по сцене на гигантском скейтборде.
Стефано и Тринкуло? Эту парочку он еще не проработал, но у них точно будут гульфики и шляпы-котелки. Тринкуло может жонглировать предметами, подобранными на берегу волшебного острова, к примеру дохлыми кальмарами.
Его Миранда будет бесподобна. Юная дикарка, какой она, разумеется, и должна быть. Пережившая кораблекрушение трехлетним ребенком, она двенадцать лет носилась по острову – и, скорее всего, босиком. Откуда бы там взяться обуви? У нее на ногах наверняка были мозоли, похожие на подошвы сапог.
После долгих и утомительных поисков, в ходе которых он отвергал девушек, которые, кроме своей юности и приятного личика, не имели больше никаких достоинств, он остановил свой выбор на одной бывшей гимнастке-юниорке. Она начинала еще ребенком и дошла до серебряной медали на чемпионате Северной Америки, после чего поступила в Национальную театральную школу. Сильная, гибкая, худая, как щепка, энергичная, пылкая и упорная, она тогда только-только входила в пору цветения. Ее звали Анна-Мария Гринленд. Ей лишь недавно исполнилось шестнадцать. У нее была совсем небольшая актерская подготовка, но Феликс знал, что с ней он сможет добиться того, что ему нужно. Игры такой свежей и безыскусной, что это будет уже не игра. Это будет реальность. Через Анну-Марию его Миранда вернется к жизни.
Сам Феликс сыграет Просперо, ее любящего отца. Отца, который заботится о своей дочери – может быть, слишком ее опекает, но лишь потому, что желает ей только добра. Он будет мудрым, мудрее Феликса. Хотя даже мудрый Просперо глупо доверился своим близким и погрузился в магические науки, позабыв обо всем остальном.
Волшебную мантию Просперо сошьют из звериных шкур, не из натуральных мехов и даже не из искусственных имитаций, а из выпотрошенных мягких игрушек. Белки, зайчики, львы, тигры, несколько медвежат. Дикие звери символизируют стихийную, первобытную природу сверхъестественных сил Просперо. Феликс заказал набор искусственных листьев, ярко раскрашенных перьев и золоченых цветов, которые собирался вплести среди плюшевых шкурок, чтобы придать своей мантии дополнительный шик и смысл. Магический посох он нашел в антикварной лавке: элегантная трость времен королей Эдуардов с набалдашником в виде серебряной лисьей головы с глазами, предположительно сделанными из нефрита. Она была коротковата для чародейского посоха, но Феликсу нравилось смешивать эксцентричность и сдержанность. Такой реквизит придает ключевым сценам долю здоровой иронии. В самом конце, в эпилоге Просперо, на сцене запылает закат, а сверху посыплются блестки-конфетти, как снег.
Это будет непревзойденная «Буря»; его лучшая постановка. Он был одержим ею еще тогда. Теперь он понимает. Это было его наваждение, его навязчивая идея. Его Тадж-Махал, величественный мавзолей, возведенный для тени ушедшей возлюбленной. Или богатый, украшенный драгоценными камнями ларец – вместилище праха. Но не только, не только… Потому что внутри зачарованного пространства, которое он создавал, его Миранда будет жить снова.
Тем больней был удар, когда все рухнуло.
3. Узурпатор
Они уже готовились приступить к репетициям, когда Тони раскрыл свои карты. Даже теперь, двенадцать лет спустя, Феликс помнил тот разговор до мельчайших подробностей, до единого слова.
Разговор начинался вполне обыденно, на их еженедельной встрече по вторникам, после обеда. На этих встречах Феликс озвучивал Тони список поручений, а Тони приносил ему бумаги на подпись и докладывал о делах, требующих его внимания. Обычно вопросов было немного, потому что Тони – незаменимый работник – уже успевал позаботиться практически обо всем.
