Ч. Н.: Добрый день, Ольга. В детстве у меня была большая кукла. Большая – это практически в мой детский рост, по плечо почти. Ее звали Инга. Инга появилась у меня в очень сложный период, когда я находилась на грани жизни и смерти. Мне тогда было года четыре с половиной, и этот эпизод я помню очень хорошо. У меня болел живот, и мама повела меня в больницу. Молодая практикантка сказала, что не видит ничего особенного и что я просто капризничаю, потому что разбалованная. Мы вернулись домой, живот болел, я пролежала два дня, а потом, по словам мамы, посинела и перестала подавать признаки жизни. В общем, опуская детали, практикантка проморгала аппендицит, и он, естественно, лопнул. Все решали буквально секунды. Было несколько сложных операций. В силу возраста мне не могли дать взрослую дозу наркоза, чтобы вычистить организм за один прием. После первой операции я должна была прийти в себя, немного окрепнуть, и только потом можно было делать вторую. Я была на грани детских сил, чтобы выносить адскую боль – у меня шрамы на весь живот, и мне приходилось лежать в одном положении, чтобы трубки, торчащие из живота, не выпали и не причинили лишней боли. В этот период и появилась Инга. Она сидела со мной, спала со мной, ела со мной. Все процедуры, которые делали мне, сначала делали Инге. И говорили: «Видишь, Инге не больно, и тебе не будет больно». Уколы, капельницы, перевязки – все это Инга прошла со мной. После второй операции врачи сказали, что мне нужно начинать ходить, чтобы не образовались спайки. Снова была адская боль, я не хотела вставать с кровати, хотела, чтобы меня не трогали. И тогда – о чудо! – я узнала, что Инга умеет ходить. Это была первая советская кукла, которую можно было водить за руку, и она вышагивала маленькими кукольными шажками! Мама говорила, что Инге скучно все время сидеть со мной у кровати, что она хочет погулять. Но без меня ей гулять неинтересно. Ради куклы, которая просто так терпела из-за меня уколы и капельницы, я вставала и шла с ней гулять, чтобы Инга не грустила! Потихонечку мы начали выходить из палаты, потом по коридору прогуливались, а потом и на улицу стали выходить. Врачи удивлялись моему мужеству, а я только теперь понимаю, что мужественной была моя мама, которая придумала всю эту игру и подарила мне Ингу. И да, надо ли говорить, – мы одевались с ней, как сестрички. Мама шила Инге платья, как у меня, заплетала ей такие же ленты в косы, как у меня, вязала ей гольфики и кофточки, как у меня. Я не представляю, как бы перенесла тот больничный период – больше полугода, – если бы не Инга! Я верила, что она тоже пьет таблетки, тоже терпит капельницы, что ей тоже делают уколы! Я верила, что она пришла ко мне в больницу, потому что мои домашние куклы рассказали ей, как мне плохо, и она хотела меня пожалеть. Я могла отказаться выполнять требования врачей, если мне чего-то не хотелось, но не могла отказать «просьбам» Инги выпить таблетку, пойти погулять или на перевязку, потому что все время помнила, что она находится в больнице только ради меня! Ну, вот такая история. Кстати, Инга жива-здорова, мама верит, что когда-нибудь у меня будет дочка, и вот тогда она подарит мою куклу ей.
