Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
Париж действительно состоял из акварельной дымки и маленькихкафе. Костя прошел по всем закоулкам, о которых мечтал, читая Хемингуэя, и кнему вернулись его восемнадцать лет. Время двинулось вспять, запахло вечностью.Он сидел в кафе на площади СанМишель и смотрел в огромные дымчато-голубые глазаШурочки Львовой. Шурочка была последним отпрыском старинного княжеского рода,многие считали ее самой красивой и изысканной актрисой России. В фильме оЛенине она играла Инессу Арманд.
Вернувшись домой, Костя развелся с Надей и женился наШурочке. Ровно год дымчато-голубые глаза княжны глядели только на него. Они сШурочкой снялись вместе в телевизионной двухсерийной лирической комедии,прославились еще больше.
Однако к следующей весне у Кости начался гастрит. Княжна,кроме сосисок, ничего варить не умела. К гастриту прибавилось нервноепереутомление. Костя вдруг обнаружил, что жизнь состоит из миллионаотвратительных бытовых мелочей. Эти мелочи, словно тучи таежной мошки, набрасывались,сосали горячую Костину кровь, больно вгрызались в тонкую артистическую душу.
Собираясь утром в театр на репетицию, укладывая чемоданперед гастрольной поездкой, он не мог найти ни одного чистого носка, нарубашках, не хватало пуговиц, свитера и брюки были распиханы безобразнымикомьями по полкам стенного шкафа вперемешку с лифчиками и колготками княжны.
Костя затосковал по Надиной тертой морковке и диетическимсупчикам. Княжна, в свою очередь, успела соскучиться по предыдущему мужу,главному редактору крупной партийной газеты. Она была не менее талантлива изнаменита, чем Костя, бытовые мелочи тоже ранили ее тонкую душу. А главныйредактор, хоть и был человеком скучным, номенклатурным, зато его общественноеположение и доходы позволяли иметь домработницу.
Как известно, «служенье муз не терпит суеты». За того, ктослужит музам, суету должен терпеть кто-то другой. Костя Калашников вернулся ксвоей терпеливой Наде вовремя. Гастрит не успел стать хроническим, нервноепереутомление не перешло в тяжелую депрессию, ни талант, ни здоровье непострадали. Костя Калашников помолодел, похудел, его рубашки сверкали чистотой.Ровесница Надя выглядела рядом с ним как пожилая интеллигентная тетушка рядом сбалованным обожаемым племянником.
Калашникову пришлось сыграть Дзержинского, Ленина, Фрунзе идаже молодого Брежнева. Но, к счастью, не только их. Он вовсе не был«придворным лицедеем». Партийно-положительные герои служили для него чем-товроде индульгенций. Образами обаятельных умных коммунистов Калашниковзарабатывал себе право сниматься у опальных режиссеров, отпускать двусмысленныеостроты публично, со сцены, иметь в домашней библиотеке запрещенные советскойцензурой книги, колесить по миру. Его искренними поклонниками были многиекрупные чиновники ЦК, а также их жены, тещи, свояки. Он умел рассмешить доупада и заставить плакать любого, даже самого тупого и замшелого кремлевскогостарца.
Иногда ему удавалось улаживать проблемы своих менееудачливых коллег, добиваться, чтобы какой-нибудь «идеологически чуждый» фильмбыл снят с полки и прокручен хотя бы вторым или третьим экраном, то есть показанв нескольких небольших окраинных кинотеатрах. Впрочем, в благородномзаступничестве он всегда соблюдал меру. Когда чувствовал, что «замолвитьсловечко» неуместно и опасно, предпочитал промолчать.
Его приглашали на закрытые правительственные банкеты, онпредставлял советскую культуру за границей, был завсегдатаем дипломатическихприемов. С возрастом талант и обаяние не убывали.
А сын Глеб жил своей веселой и сложной подростковой жизнью,устраивал вечеринки с картами и красивыми девочками, умел смешно рассказыватьанекдоты, отлично разбирался в марках машин и мог с закрытыми глазами отличитьнастоящие американские джинсы от польской подделки.
Учился он плохо, однако лень и шалости Калашникова-младщегопрощались и забывались сами собой, стоило Константину Ивановичу появиться вшколе, улыбнуться нескольким учительницам, пожать руку директору. Теплая теньотцовской популярности надежно прикрывала Глеба от любых невзгод, и народныйартист за мальчика не беспокоился.
А Надя все терла морковку для мужа и сына, варила супы,вылизывала огромную квартиру, летом на даче холила грядки с укропом и салатом,на обильных домашних застольях не снимала фартука. Ее жульены, пирожки свизигой, гуси с яблоками, молочные поросята и сливочные торты были известнывсей киношно-театральной Москве.
Давно можно было завести прислугу и освободить Надю отбремени домашних забот. Но Надя за эти годы стала фанатиком красивого быта. Онане могла никому доверить чистоту в доме и здоровье пищеварительного тракта мужаи сына.
Надя превратилась в толстую пожилую домохозяйку. Все давнозабыли, что когда-то она тоже была актрисой, не менее талантливой, чем ее муж.Она сыграла несколько блестящих ролей в кино, кое-где в провинции, в кабинахшоферов-дальнобойщиков среди наклеенных картинок еще попадалось ее тонкоескуластое лицо, счастливая белозубая улыбка. Изредка в магазине или на рынкеона замечала внимательные, настойчивые взгляды и читала в чужих любопытныхглазах: «Неужели это Надежда Лучникова? Та самая… Что годы делают с женщиной,ужас!»
Но настоящий ужас вошел в ее размеренную, осмысленную жизньвкрадчиво и незаметно, вместе с богатством и фантастической славой мужа.
Разумеется, она знала: Костя ей изменяет. А как же иначе?Вокруг столько молодых красивых актрис, и не только актрис. Ему как воздухнеобходимо состояние влюбленности. Он не может работать без этого. Новлюбленность и семья – разные вещи. Костя не уйдет. Он привык к налаженному,продуманному до мелочей, удобному быту, к уютной тихой Надюше, которая облизываетего, как новорожденного теленочка, и ничего взамен не просит. Ну кто ещеспособен на такое самопожертвование, спрашивается? Какая молоденькаяхорошенькая станет гладить вороха рубашек, стирать руками в тазике свитера изальпаки и кашемира, не терпящие машинной стирки, чистить светлые замшевыеботинки в грязном слякотном ноябре, протирать байковой тряпочкой каждое утроколлекцию старинного фарфора, чашку за чашкой, таскать пудовые сумки с рынка,кормить два раза в неделю по несколько десятков гостей, а потом до четырех утраубирать после них дом, мыть посуду. Какая, спрашивается,молоденькая-хорошенькая станет следить за Костиным пищеварением, со всеминеприятными медицинскими подробностями? Влюбленность – это поэзия, а быт –грязная, неблагодарная проза. Особенно быт гениального актера КонстантинаИвановича Калашникова.
Однако Надя ошиблась. Она все еще жила старымипредставлениями, она не учла, что сумки с рынка можно возить в багажникемашины, гладить рубашки и протирать сервизы сумеет высокооплачиваемаядомработница, нежные свитера из альпаки отлично выглядят после дорогойамериканской химчистки, и вообще, когда денег очень много, быт уже не требуетгероических усилий.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
