Тянись, тянись, покутная нить. Крутись, крутись, колесо судьбы. Молю, Макошь, не надо спешить Нить жизни рвать твоей верной рабы…
Солнце еще нежилось на мягкой перине в Нави, когда Немира облачилась в припрятанную с вечера одежду, скоренько заплела волосы в тугую косу и на цыпочках устремилась в сени. Она хорошо знала, куда следует ступать, чтобы половицы не выдали скрипом. К тому ж мамка бойко ивовым прутом орудует – тут едва ли не полетишь.
Немира выскочила за дверь, порадовавшись, что не зря накануне петли маслицем смазала. Шикнула на проснувшуюся Бульку да выкупила у нее тишину мозговой косточкой. Юркнула за хлев, подхватила узелок и поспешила в лес к назначенному месту. Тут рукой подать – на окраине соснового бора их с мамкой изба примостилась.
– Яринка! – негромко позвала Немира, остановившись у самой высокой сосны в кольце пышного малинника.
– Тут я, – раздался знакомый голос.
– Зачем в чащобу-то забралась?
– Чтоб ни с кем не встретиться.
– Ночь-полночь, хоть глаз выколи, – никто тебя не заметит!
– Да я сама никого замечать не хочу – боязно.
– Вот те раз, – топнула Немира. – Ну и товарка. А на реке тоже струсишь?
– Вот еще! – вылезла из кустов Яринка.
– Ладно, пошли, – смилостивилась Немира. Все ж как бы ни был силен интерес, а одной идти не хотелось. Вот только признаваться в том совсем необязательно.
Яринка ступала след в след, но дергалась от каждого шороха и подпрыгивала от любого скрипа: то ей чудилось, как чьи-то когти рвут гарсет[2], то мерещились в кустах желтые глаза оборотня, а когда из-под ног выскочил заяц – и вовсе на подружке повисла.
– Ну и трусиха же ты! – подытожила Немира, едва удерживаясь на ногах – не мелкой кости была Яринка.
– Просто он неожиданно выпрыгнул.
– Ну да…
– Надо было с собой Олелько брать.
– Не надо, – отозвалась Немира и невольно вытерла рукавом губы. – А то снова пришлось бы поцелуями расплачиваться.
– Зато втроем веселее.
– А может, тебе просто нравится с ним целоваться? – догадалась Немира, пожалев, что в скудном свете луны не рассмотреть лица подружки.
– Вот еще! Нужны мне его поцелуи, как же! Пусть эту ощипанную курицу Макрину слюнявит. Просто… просто тогда бы мы наверняка живыми возвратились. Он ведь самый сильный на деревне.
Немира не поверила – не по годам рослой была подруженька-ровесница и на старшую сестрицу, что прошлым летом поневу повязала, с завистью глядела, – но вслух сказала:
– И самый наглый. Мы и без него возвратимся. Нож имеется, да и заговор известен.
Яринка только вздохнула. Какое-то время девицы хранили молчание, что время от времени нарушало совиное уханье да отдаленный волчий вой. Когда же воздух посвежел и запахло рекой, Немира велела пригнуться и идти как можно тише. Все ж к встрече следовало подготовиться, а заводь-то вон за теми кустами.
– А ты уверена, что они там будут? Последний покос давным-давно прошел, – едва слышно шептала Яринка. Громко хрустнул хворост под ее ногами.
– Тсс!
Немира резко припала к холодной земле и подружку следом утянула. Девичьи сердца заколотились в такт. Осенний воздух наполнился дивным пением, будто то не голос был, а серебряные колокольчики звенели:
Как ночь сегодня хороша: Луна в златом сиянии, Река средь трав и камыша В блестящем одеянии. Колышет легкий ветерок Мои густые волосы. Я вдалеке от глаз, дорог, Без платья да без пояса. Скорей иди сюда, мой друг, Согрей меня дыханием, Теплом объятий, лаской рук. В лесном благоухании, Среди прохлады и тоски Даруй мне пылкость сладкую: Чтобы объятья, как тиски, Чтоб поцелуи жаркие…
Яринка не то от ужаса, не то от услышанного распахнула свои и без того немалые глаза так, что Немире даже страшновато стало: вдруг выскочат. Поди потом отыщи в траве да среди жухлых листьев.
– А что, если они нас заметят?
– Тсс.
Немира решила подползти к заводи ближе и потащила за собой подружку. Однако та вдруг уперлась и отчаянно замотала головой.
– Да не трусь ты!
Но Яринка развернулась с явным намерением убежать как можно дальше от нечистого места. Однако и Немира не собиралась сдаваться. Договаривались не уходить, пока не увидят русалок, значит, не уйдут! Вот только справиться с немалым задом подружки оказалось делом не из легких. Пришлось идти на отчаянную меру: хитрая подсечка – и вот Яринка распласталась на сырой земле, пытаясь сообразить, что произошло. Немира же тем временем выхватила нож и принялась очерчивать большой, до самых камышей, круг, приговаривая обережный заговор, а закончив, предупредила:
– Теперь, если переступишь эту черту, тебя водяницы под воду уволокут. И в глаза им не смотри, а то ни круг, ни заговор не помогут.
Подружка села, подтянула ноги к груди и обиженно прошептала:
– Лучше бы на гаевок смотреть пошли. Они хоть добрые – зверей, птиц лечат.
– Ага, зато против их деда заговором да кольцом защитным не отделаешься! Уж он-то знает, сколько ты поганок от нечего делать посбивала!
– Гаевки хорошие, они бы не дозволили деду меня обидеть, – надула губы Яринка.
– Ну, хочешь, завтра пойдем? – предложила Немира. – Я с удовольствием посчитаю, сколько раз тебе гаюн дубиной по голове настучит.
– Тебе, можно подумать, не настучит!
Немира пожала плечами. Если бы она гаевого деда повстречала, то уж ее-то он первую поколотил бы. Имела Немира дурную привычку поганки да мухоморы пинать. И уж куда чаще подружки это делала. Но на то были причины. Однажды, когда мамка захворала, Хромая Гнеда сделала отвар из свежесобранных мухоморов. Поила им больную и обещала исцеление через пару дней. Только Доминике вдруг так худо стало, что еле-еле откачали, благо староста редкого лекарского порошка отжалел, хоть и пришлось потом пахотой аж три седмицы расплачиваться. После того Немира ни мухоморов, ни старую знахарку не жаловала. А один раз и вовсе ей дверь Булькиным дерьмом измазала, чтоб неповадно было людей травить.