Несколько дней несчастная сирота провела в полном одиночестве, после чего мистер Найтли, сосед и друг семьи, добросердечный молодой человек лет двадцати пяти, вызвался найти гувернантку, которая могла бы сразу приступить к работе. Это ему удалось благодаря семейству Прайор, которые, по счастливому стечению обстоятельств, знали очень подходящую для такого дела особу, молодую леди, их дальнюю родственницу, недавно вынужденную покинуть свой пост в Уэйбридже, но не по своей вине, а потому что семья уехала за границу. Она приступила к исполнению обязанностей в конце недели и быстро стала настолько неотъемлемой частью семьи Вудхаус, что Эмма почти позабыла собственную матушку и обратилась к дорогой мисс Тейлор за добротой, привязанностью, поддержкой и постоянным радостным свободным общением, которого обычно ожидают от родителя. Все это мисс Тейлор могла ей дать без ограничений, и единственным злом в новой жизни Эммы было то, что, как и прежде, ей слишком многое позволялось делать по-своему.
Вскоре она забыла, или по крайней мере выбросила из памяти, ужасные дни до приезда миссис Тейлор.
В первый из них маленькая Джейн Фэрфакс без предварительного сообщения пришла в дом. Новость о смерти миссис Вудхаус, конечно, распространилась по деревне, и о ней говорили с полагающейся случаю торжественностью. Но таков уж природный эгоизм раннего детства, и Джейн не отнесла это событие к своим делам. Ей, к примеру, не приходило в голову, что беда как-то могла повлиять на еженедельные визиты синьора Негретти. Уже целый год она приходила в Хартфилд в любое время и без сопровождения; у Патти, единственной служанки ее бабушки, всегда было очень много дел, а путь по деревне был таким коротким, что никто не чувствовал ни малейшего беспокойства за ребенка. Тетя не догадалась предупредить девочку, что, вероятнее всего, музыкальных уроков какое-то время не будет; поэтому Джейн по привычке побежала по узкой тропинке, петляющей вдоль лавровых кустов Хартфилда, и остановилась, только когда неожиданно и без всякого удовольствия заметила Эмму, одиноко сидевшую на низкой скамье возле кедрового дерева.
И дело даже не в том, что Эмма никогда не была в саду одна в это время дня. Перед ней была Эмма, которую она никогда не видела и никогда не представляла, что она может быть такой: совершенно несчастное создание, с помятым, распухшим от слез лицом. Ее щеки были бледными и измазанными, шнурки на ботиночках развязанными, волосы незавитыми и даже вообще непричесанными, но самое удивительное, что вместо обычно тщательно выбранного наряда на ней было простое черное саржевое платье. (Это было платье Изабеллы, сшитое четыре года назад после смерти их бабушки.)
— Ой, Эмма! — воскликнула Джейн и нерешительно остановилась. — Извини, я не знала… то есть мне сказали, что ты уехала в Кент.
Она уже была готова пуститься наутек, поскольку при их предыдущих встречах Эмма всегда вела себя по отношению к ней грубо. Но может быть, в этот раз будет иначе?
Эмма подняла голову — карие глаза были красными, а веки опухшими — и громко зарыдала.
— Джейн, моя мама умерла! Как же я буду жить без нее?
Джейн была потрясена. Эмма, всегда окруженная подругами, комфортом и всеобщей любовью, — и вдруг такая одинокая! Это было очень странно.
— Но… у тебя же есть папа — мистер Вудхаус.
— Да, но он не встает с постели и все время плачет, а если я подхожу, то велит мне идти к миссис Хилл.
— Ну да, у тебя же еще миссис Хилл! И Сэрла, и Джеймс, и твоя горничная Ребекка…
— Они же слуги!
— А твоя сестра, мисс Изабелла?
— Но она же не мама! И к тому же она в Кенте.
С этим спорить было невозможно.
— О, Джейн, — снова зарыдала Эмма, — что мне теперь делать?
На такой простой, вырвавшийся из самого сердца вопрос Джейн даже не знала, что ответить, и это несмотря на то, что сама уже узнала горечь потери матери, после которой прошло всего два года. Она также помнила, какой доброй, мягкой, заботливой леди была миссис Вудхаус.
Ни секунды не колеблясь, Джейн подбежала к скамейке, обняла заплаканную Эмму, прижала к себе и воскликнула:
— О, бедная, бедная моя Эмма! Мне так жаль! Это ужасно — не знаю, как ты все выносишь!
Ее искренний порыв совершенно сразил Эмму, и она опустила голову на плечо Джейн и расплакалась.
— Что мне теперь делать? — повторяла она снова и снова. — Кто будет обо мне заботиться? Мистер Найтли прислал папе записку, сообщив, что нашел гувернантку. Гувернантку! Уверена, она будет противной. Разве она когда-нибудь сможет занять место мамы?
— Ну если она будет противной, — мужественно сказала Джейн, — я буду рядом.
Мысль о том, что она может быть по-настоящему полезна Эмме, ей понравилась.
— О да! — воскликнула та. — Мы навсегда станем подругами. И будем рассказывать друг другу все секреты и любить друг друга.
— Все, — кивнула Джейн, у которой еще не было никаких секретов. — И всегда будем любить друг друга. И никогда не будем вредными и злыми.
Повторив это обещание много раз, они сели рядом и обнялись, как два маленьких птенчика, выпавших из гнезда. Они сидели так до тех пор, пока не услышали голос Сэрлы:
— Мисс Эмма! Мисс Эмма! Где вы? Будьте хорошей девочкой, идите ужинать.
Эмма нехотя встала, и подруги попрощались.
Джейн, обнаружив, что уже поздно, тоже пошла домой ужинать. Она медленно шла в глубокой задумчивости, но голова оставалась высоко понятой; жалость, ужасная жалость к несчастью Эммы жгла ей грудь, и кроме этого, она чувствовала удивительную радость — ведь эта дружба, о которой она никогда и не мечтала, была для нее словно внезапный и неожиданный дар богов. «Подруга! Эмма Вудхаус предложила стать моей подругой, — думала Джейн. — Теперь мы сможем делать вместе много чудесных вещей. Мы можем вместе гулять — не исключено, что мистер Найтли пойдет с нами, я знаю, что ему очень нравится Эмма, — еще она когда-нибудь придет ко мне домой, увидит рисунки, которые я сделала для миссис Прайор, и моих бумажных кукол. А тетя Хетти испечет для нас сладкий пирог. Мы будем устраивать чаепития, используя желудевые чашечки, и играть под столом, накрытым красной скатертью, — там у нас будет дом».
В ожидании всех этих восхитительных событий она собрала много желудей и убедила тетю Хетти вырезать ей новый комплект бирюлек.
Но прежде чем все эти планы могли осуществиться, следовало что-то сделать с траурными платьями Эммы: она не хотела, чтобы ее видели за пределами Хартфилда таким чучелом, в одежде, которая ей совершенно не подходит. Подобным чувствам Джейн не могла не посочувствовать.
Поэтому в течение шести дней, с великодушного позволения бабушки, Джейн каждый день ходила в Хартфилд, где они с Эммой проводили время в саду, поскольку дни стояли теплые и погожие. Они развлекались игрой в «я вижу», головоломками и прочими спокойными забавами, которые считались допустимыми в период траура; карты, шашки, куклы и прочие игрушки на время были, естественно, отложены.
