Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
«Привет, Профессор! Растешь?» — «С трудом». — «А меня Борис не встретил в аэропорту. Как думаешь, мне обидеться?» — «Не стоит. Бизнес прежде всего. А девушки — потом». — «Ты думаешь? Ну что ж, на первый раз прощаю».
Так бы они перекинулись парой фраз. Потом Маша достала бы подарки. Алька умеет радоваться мелочам, как никто другой. Ее глаза заблестят, в них сверкнет неподдельный восторг, и весь день от нее будет как от печки пыхать детским натуральным счастьем. Садись и грейся.
Маша набрала номер телефона Бориса.
— Оставьте ваше сообщение на автоответчике. Маша положила трубку и задумалась. До вечера еще далеко, надо чем-то заняться. Заглушить нарастающее беспокойство. Приготовить себе что-нибудь пожевать. Посидеть в ванне.
Распланировав время, Маша несколько воспряла духом.
Почему-то вспомнила, как однажды Борис сказал: ты станешь настоящим переводчиком, когда научишься думать по-английски. Иногда Маша добросовестно пыталась думать по-английски.
К примеру, про свой «ленч». Забавно. Как ни старается — ей не думается о маленькой чашечке кофе или яичнице с беконом.
Сегодня у Маши перед глазами вставала высокая синяя чашка со свежезаваренным чаем да большой кусок столичного батона с «Докторской» колбасой. Об этом удобнее думать по-русски. Пришлось сбегать вниз, в магазин, за хлебом и колбасой, а заодно купить еще кое-что на первое время.
Софья Наумовна вернулась в тот момент, когда Маша, кое-как умытая холодной водой, сидела на кухне и давилась абсолютно безвкусной резиновой интерпретацией «Докторской» колбасы.
За три месяца за границей она успела отвыкнуть от того, что дома может не быть горячей воды и что продукты, вкус которых ты точно знаешь с детства, последнее время возымели дурную привычку меняться. Причем не в лучшую сторону.
После разлуки с Родиной Маша восприняла этот факт как предательство. Пусть меняется мода, пусть сменится строй, правительство, но — извините! — вкус «Докторской» колбасы, можайского молока и бабаевских барбарисок обязан остаться неизменным.
Девочка, вечно бунтующая в Марии Сивцовой, сидела, насупленно сведя брови.
В эту минуту ключ повернулся, скрипнула дверь и по коридору зашаркали туфли Софьи Наумовны.
Встреча прошла по вышеизложенному сценарию с небольшой поправкой: старушка прослезилась.
Маша уткнулась носом в большой крахмальный воротник соседки, пахнущий ландышем и валерьянкой.
— А я замуж выхожу, Софья Наумовна. Вот.
И Маша выставила ладошку с кольцом — подарком Бориса. Софья Наумовна до обидного мало уделила внимания кольцу, зато как-то странно взглянула на девушку и опустилась на табуретку.
— Значит, вы, Машенька, оставляете меня здесь совершенно одну, деточка…
Маша испугалась. А что, если старушке сейчас заплохеет? Похоже на то. Она вся обмякла на своей табуретке. Как надувная игрушка, из которой выпустили воздух…
— Почему одну-то, Софья Наумовна? А Дедюши? Вы так необходимы Альке. Она будет расти и — вот увидите — все больше будет нуждаться в вас. Наташа, конечно, для вас не собеседница, но все-таки. Соседка как-никак.
Маша что-то говорила еще, наливала чай, резала лимон.
Конечно, понятно: Софье Наумовне не хотелось оставаться одной с такими соседями. Алька еще малявка, а ее мать — хроническая алкоголичка с такими же мужьями и сожителями. Иметь таких соседей — не лучшая участь. Но, зная Софью Наумовну много лет, Маша не ожидала подобной реакции.
Они всегда жалели Наташу Дедюш. Был в ней какой-то надрыв, который и заставлял жалеть ее, беспутную. А потом — у нее ведь была Алька. Яркий фонарик, Профессор. Лунная девочка. Поэтому, утешая Софью Наумовну, Маша несколько подрастерялась. В конце концов, она ведь не обещала остаться в девках или, например, привести своего суженого в их курятник.
Софья Наумовна подняла глаза, и оттуда на Машу плеснулось что-то. Маша села рядом.
— Что случилось?
— Да вы ведь, Машенька, ничего не знаете?
Она прикрыла рот ладошкой. У Маши заныло в животе: вот ведь должна была почувствовать: дома что-то не так. Вот оно — «в-третьих».
— Наташа-то Дедюш еще зимой умерла.
В животе колыхнулось что-то холодное. Следом — что-то горячее.
— Как? — только и спросила Маша.
— Выпила лишнего и замерзла, не дойдя до дома, в снегу. Как раз в арке.
Софья Наумовна рассказывала, как хоронили, как делали поминки все соседи в складчину.
Маша вспомнила, чего не хватает. Алькиных колготок на батарее в ванной и того стойкого запаха перегара, которым был насквозь пропитан общий коридор. Теперь здесь преобладал чистенький запах Софьи Наумовны — ландыш с валерьянкой.
— Их комнату опечатали. Много тут приходило из разных организаций, Машенька. Я со всеми и беседовала.
Наконец Маша сумела выстроить для себя все события, поведанные соседкой, в единственный смысловой ряд и неожиданно хрипло спросила:
— А где же… Алька? — Алечку… — Софья Наумовна всхлипнула и стала зачем-то тереть своей сухонькой ладошкой изрезанную клеенку Дедюшей. — А Алечку нашу… в приют отдали.
Весь вечер соседки просидели на кухне. В квартире было непривычно тихо. Внизу, в подъезде, беспрерывно хлопала входная дверь, у соседей сверху громко орал телевизор, а здесь, на кухне третьего этажа, было слышно, как торопливо топает по клеенке таракан.
Помянули Наташу лондонским ликером (Маша разбавила его минералкой, получился коктейль — не так крепко). Было странно думать о Наташе Дедюш в прошедшем времени, тем более что непутевая жизнь ее так и осталась загадочной для всех. Когда-то с трехлетней сероглазой девочкой на руках она появилась в этой квартире. Вообще бедной комнате напротив Машиной не везло на хозяев. Тут почему-то вечно жили пьяницы.
Правда, Наташа была слишком красива для этого, и поначалу о ней так не подумали. Ходили слухи, что она бывшая актриса. Кажется, оперная певица. И что ради красавца мужа бросила сцену. А он, как водится, потом бросил ее с ребенком на руках и скрылся в неизвестном направлении. Впрочем, ходили и другие слухи, частично опровергавшие первые. Будто Наташа была вынуждена бежать от деспота супруга, который был зверского нрава и в конце концов угодил в тюрьму.
Сама Наташа объявила соседям, что она вдова, в душещипательные беседы не вступала, хотя и любила посидеть в обществе Маши и Софьи Наумовны. Но, как правило, молчала, пуская в потолок струйки сигаретного дыма. Поселившись в коммуналке, она устроилась работать в ларек и стала кидаться из одного романа в другой.
Сначала это были видные мужчины. А последние два года ее кавалеры становились все более «бомжистого» оттенка. По вечерам Наташа пьяным голосом пыталась воспроизвести прежний репертуар — пела арии из опер. Очередной «муж», обиженный невниманием с ее стороны, требовал участия, и начиналось… В такие вечера Алька перебиралась к Маше и тихонько сидела у окна, пока та проверяла тетради.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79