Пока они сползали вниз по скользкой вязкой глине, смешанной с пеплом, горячий ветер становился все сильнее, а несомые им песчинки и обугленные деревянные щепки начали больно хлестать их до лицам. Между пнями и почерневшими стволами деревьев плясали извилистые молнии, землю сотрясали тяжелые удары грома, следовавшие один за другим почти непрерывно, тяжелые штормовые тучи собирались на горизонте.
Карамон посмотрел вверх и ускорил шаги. С трудом спустившись по склону холма, друзья вступили в котловину, где раньше, по всей видимости, была уютная и прекрасная долина. Тассельхоф даже подумал, что в это время года деревья должны были бы стоять в оранжево-золотистом убранстве осени, готовясь по весне снова окраситься зеленоватой дымкой нежной молодой листвы.
Теперь же он видел лишь поднимающиеся от пней спиральные дымки, которые тут же разрывались в клочья свирепым шквальным ветром. Несомненно, это чадили старые головешки, снова подожженные ударами молний. Однако, как это ни странно, фантастический пейзаж что-то ему напоминал. Как и Карамону, кендеру все сильней и сильней казалось, что он здесь когда-то уже бывал.
С трудом пробираясь через грязь и стараясь не обращать внимания на урон, наносимый этой противной липкой жижей его чудесным зеленым башмакам и голубым штанам, Тас попытался применить старинную кендерскую уловку, которой следовало пользоваться в случае, когда ты потерялся. Закрыв глаза и выкинув из головы все посторонние мысли, Тассельхоф приказал своему мозгу восстановить картину того, что он только что видел перед собой. Согласно представлениям кендеров, поскольку кто-нибудь из Тасовой родни наверняка бывал здесь раньше, его воспоминания каким-то образом должны были передаться и самому Тассельхофу.
Научных подтверждений этому феномену не существовало (гномы-механики как раз работали над этой проблемой и даже создали для ее решения какую-то Комиссию), однако общественные факты гласили, что ни один кендер за всю историю Кринна еще ни разу не потерялся.
Как бы там ни было, но Тассельхоф закрыл глаза и, стоя по колено в жидкой грязи, попытался представить себе окружающее. Картинка в его голове возникла тотчас же и была такой ясной и подробной, что Тас аж вздрогнул. Даже карты, хранившиеся в подсознании его предков и передававшиеся по наследству, никогда не были столь отчетливыми. Своим мысленным взором Тассельхоф увидел вокруг себя гигантские деревья, а также горы на горизонте и прохладное чистое озеро…
Тас ахнул и открыл глаза. Озеро здесь действительно было! Он просто не заметил его — должно быть, потому, что оно было покрыто толстым слоем пепла и имело такой же, как и у всего окружающего, тусклый серый свет. «Хорошо бы узнать, — задумался кендер, — есть ли еще в нем вода, или оно целиком заполнено липкой грязью?»
«Интересно, — подумал он чуть позднее, — неужели дядюшка Пружина бывал на луне? Если да, то нет ничего удивительного в том, что я узнаю эти места. Но раз так, то уж конечно он кому-нибудь да рассказал бы об этом…Может быть, гоблины сожрали его до того, как ему представилась такая возможность? Кстати, о еде.
Все это здорово напоминает мне…»
— Карамон! — закричал кендер, перекрывая рев ветра и раскаты грома. — Ты не захватил с собой воды? Я позабыл. И еды у меня тоже нет. Я не думал, что нам понадобится провизия, ведь мы вроде бы собирались домой. Однако теперь…
Неожиданно Тассельхоф увидел нечто такое, что мигом позабыл и о еде, и о воде, и даже о дядюшке Пружине.
— Эй, Карамон! — Кендер схватил своего большого друга за локоть и указал на небо. — Как ты думаешь, это солнце?
— Что же еще? — ворчливо отозвался гигант и тоже поглядел на бледный зеленовато-желтый диск, появившийся сквозь прореху в грозовых облаках. — Воды у меня нет, так что помалкивай об этом, ладно?
— Нечего на меня сердиться… — начал было Тас, но, увидев лицо воина, тут же замолчал.
Они прошли еще немного и остановились. Горячий ветер никак не унимался, он рвал с плеч Карамона плащ, а хохолок на голове кендера развевался как знамя.
Гигант разглядывал озеро — то самое, которое заметил Тассельхоф. Лицо Карамона было бледно, а в глазах появилась какая-то тень. Немного постояв, исполин пошел дальше по тропе все с тем же мрачным выражением лица, и кендеру не оставалось ничего другого, как, вздыхая украдкой, последовать за ним.
Наконец Тас решился.
— Карамон, — позвал он. — Давай выбираться отсюда. Даже если это действительно луна, которую, возможно, дядюшка Пружина посетил за день до того, как его съели гоблины, я не вижу здесь ничего интересного. Я, разумеется, имею в виду луну, а не то, что его съели гоблины, хотя если разобраться, то в этом, конечно, тоже ничего приятного нет. Откровенно говоря, здесь, на луне, почти так же скучно, как в Бездне, да и пахнет ничуть не лучше. Кроме того, 'в Бездне я не страдал от жажды…То есть не то чтобы мне теперь хотелось пить, — добавил он торопливо, слишком поздно вспомнив о том, что ему ведено было не затрагивать эту тему. — У меня язык как будто пересох, если ты понимаешь, что я имею в виду, Карамон. С таким языком весьма неудобно разговаривать. Мне хотелось бы просто напомнить, что у нас есть магическое устройство…
Он поднял . украшенный драгоценностями скипетр над головой — будто для того, чтобы напомнить Карамону, как он выглядит.
— И я обещаю…торжественно обещаю и клянусь, что на этот раз буду думать об Утехе каждой своей извилиной, Карамон…
— Тихо, Тас! — откликнулся Гигант. Они как раз достигли самого дна долины, где грязь доставала Карамону до колена. Что касается кендера, то он завяз едва ли не по пояс. От напряжения исполин снова начал припадать на колено, которое повредил во время последней схватки в Замане, и теперь в его взгляде, помимо беспокойства, кендер увидел боль.
Но не только эти два чувства отражались на лице Карамона. Помимо них было еще нечто такое, отчего по спине Таса забегали мурашки. Карамон испытывал страх, самый настоящий, неподдельный страх! Кендер вздрогнул и быстро огляделся по сторонам, недоумевая, что же такого страшного увидел гигант. Вокруг, однако, расстилался все тот же унылый пейзаж. Дождь усилился, а грозовые облака сгустились, но и в этом не было ничего особенного, во всяком случае, вряд ли это могло испугать бывшего гладиатора.
Тассельхоф сдерживался изо всех сил, но у него ничего не вышло. Слова выскочили у него изо рта прежде, чем он сумел этому воспрепятствовать:
— В чем дело, Карамон? Я ничего не вижу. Может быть, тебя беспокоит твое колено? Так я сейчас…
— Тихо, Тас! — приказал гигант странным, напряженным голосом. Он озирался по сторонам, нервно сжимая и разжимая огромные кулаки.
Кендер вздохнул и зажал рот ладошкой, преисполнившись решимости молчать, даже если это повредит его здоровью. И тут он неожиданно осознал, что вокруг стало удивительно тихо. Когда не гремел гром, вокруг не раздавалось ни единого звука — ни шороха дождя, шипевшего в лужах, ни звука тяжелых капель, срывающихся с мокрой листвы на землю. В ветвях не шумел ветер, и даже птицы не чирикали, жалуясь на промокшее оперение…
