В первую пятницу Великого поста на середину храма выноситсяколиво – смесь из вареной пшеницы и меда, которую священник благословляет спомощью особой молитвы. Потом эта пища раздается верующим в память о том, какЮлиан Отступник приказал окропить мясо кровью жертвенных животных. Истинныехристиане во всем Риме становились на время полными вегетарианцами, лишь бы неоскверниться.
Но кто же он, человек, правивший огромной империей всего тригода и оставивший о себе долгую темную память? Впрочем, не для всех эта памятьбыла темной. Так, например, выдающийся русский поэт, писатель и мыслительДмитрий Мережковский создал роман о Юлиане под названием «Смерть богов». В немфигура римского самодержца выглядит сложной, в чем-то порой притягательной, нестандартной.Не зря же роман, написанный в начале прошлого века, сразу же был переведенпрактически на все европейские языки.
Детство под дамокловым мечом
Он был племянником самого Константина Великого, императора,сделавшего христианство господствующей религией Древнего Рима. И родился он вгороде, названном именем могущественного владыки, в Константинополе. Этослучилось в 331 году тогда еще совсем новой, христианской эры.
Его отец Юлий Констанций умер, когда сыну было всего шестьлет. И воспитанием мальчика занялся арианский епископ Никомедии Евсевий. Тогдаеще не было резкого деления на «своих» и «чужих» христиан. Потому-то и могарианский священник быть не только епископом, но даже воспитателем царственногоотпрыска. Ариане не ходили в еретиках, а, наоборот, активно участвовали врелигиозной жизни христианского населения Рима.
Поэтому с младых ногтей мальчик Юлиан был окружен ауройхристианского мироощущения. Того чистого, жесткого, аскетического восприятиявсего сущего, что было столь характерно для ранних последователей Учителя изГалилеи.
Он и его брат Галл жили в Мацеллуме, бывшем дворцекаппадокийских царей. Но, несмотря на внешний комфорт дворца, мальчики всевремя подвергались страшной опасности. Правивший Римом император Констанцийподозревал всех и каждого в покушении на его власть. И уж тем более если речьзаходила о его близких родственниках. И, значит, дамоклов меч всегда висел вспальне Юлиана и его брата.
Юлиану внушались христианские истины, и пылкий мальчик всемсердцем своим отзывался на них. Но странно ему было одно: почему вера Учителяиз Галилеи плохо относилась к нарядным одеждам, быстрым колесницам, к красивомучеловеческому телу и даже к красивым античным стихам! Ведь все вокруг ещедышало славной культурой эллинской эпохи.
Странно было маленькому Юлиану, когда монахи называли «белойдьяволицей» мраморную статую Венеры. Почему они так называли ее? Ведь она жетакая чудесная. Мальчик истово молился Иисусу Христу, но при этом тайновосторгался красотой загадочной обнаженной девы. И все не понимал, почему одноне может сочетаться с другим.
И только воображение его соединяло христианскую пылкость споклонением языческой красоте. Ему очень хотелось увидеть такую богиню не настаром замшелом пьедестале, а встретить ее в жизни, узреть прекрасную плоть. Ноне для того, чтобы греховно овладеть этой плотью, а чтобы восторгаться ею, кактой светлой Элладой, которую его наставники ежедневно и еженощно проклинали!
Вот если бы он был императором Рима, он бы сделал так, чтобывсем стало хорошо! И христианам, и тем, кто думает иначе и продолжает чтитьтонкое искусство древних и их богов. Но даже одной такой мысли, высказаннойвслух, было достаточно, чтобы меч, повешенный Констанцием, упал.
Мимолетное виденье
Мальчик Юлиан рос. Он усердно молился. И так же усердно,хотя и украдкой, знакомился с трудами старых философов. Особенно по душе емупришелся великий мудрец Платон. И его идея о чистой любви, о преклонении передЖенским Началом. Перед тем, что много позже стало в европейской культурекультом Прекрасной Дамы.
В 344–345 годах любознательный и одаренный подростокпознакомился с языческим ритором Либанием. И пришел в восторг от его речей. А в351–352 годах он столкнулся сразу с несколькими философами-неоплатониками,последователями блистательного эллина.
Большое влияние на него оказал Максим Эфесский, которогонародная христианская молва окрестила впоследствии Максимом-Волхвом. Именно он,по преданию, увлек Юлиана философией язычников-эллинов и «вырвал» его из лонахристианской церкви. С этой версией практически согласны и большинство ученых,исследователей той эпохи. Конечно, влияние Максима, как и других языческихфилософов, риторов, поэтов, было значительным. Но для того чтобы такой человек,как Юлиан, сделал решительный шаг на пути отхода от христианства, нужно было иеще нечто. Сильное действие или зрелище, почти чудо, способное поразитьвоображение юноши, жаждавшего найти идеал своей платонической мечты.
И вот в 355 году молодой человек, рискующий каждый час пастьот руки наемных убийц императора, оказался в Афинах. Там он жадно впитывалвоздух славного города Перикла и там же познакомился с двумя ярчайшимиличностями – Григорием Богословом и Василием Кесарийским. Произошло еще однособытие, имевшее для искателя истины куда большее значение, чем все эти «умныевстречи».
Современник Юлиана, историк Аммиан Марцеллин делает тольконекоторые намеки на ту встречу, которую можно было назвать для Юлиана главной.Да плюс искры народной молвы, долетевшие до нас, обжигают наши сердца смутнымобразом той, что стала для будущего императора Воплощенной Мечтой.
По преданию, нищий поэт Публий Оптиан Порфирий привел Юлианак развалинам старого античного стадиона.
А на стадионе занималась гимнастическими упражнениямиобнаженная афинская аристократка. Недалеко стояла колесница, запряженная паройбелых коней. И две служанки подавали светлокудрой деве снаряды для упражнений.
Юлиан смотрел на нее и понимал, что он больше никогда незабудет эту незнакомку. Кто она, его воплощенная мечта, его Галатея, будтотолько что сбросившая с себя не только одежду, но и мрамор?
Юноша даже не надеялся на знакомство с живой Афродитой, илиВенерой. Он только еще больше убедил себя в том, что такие чистые языческиеидеалы не противоречат христианству. И снова возник в нем смутный протестпротив нетерпимости всех этих, носящих тяжелые черные одежды.
Ее звали, как сестру Клеопатры
И все-таки чудо случилось. Юлиан, уставший от богословскихразговоров, попал в общество утонченных язычников. Здесь будто замерло время. Апотому римлянину казалось, что вот-вот появится сам «отец Афин» Перикл и егопрекрасная спутница Аспазия. Но вошла та, которую он видел среди прекрасныхбелых развалин стадиона.
Говорят, что ее звали Арсиноя, как и родную сеструзнаменитой Клеопатры. Сестру, дерзавшую оспаривать искусство страсти нежной улегендарной царицы!
И это тоже понравилось Юлиану. Одна за другой оживали длянего легенды, а желаемое становилось действительным.
