— И потерял глаз.
— Но приобрёл уважение. И репутацию! Раны, полученные в бою, всегда украшали мужчин. Разве Кутузов стыдился своей чёрной повязки?.. Или Моше Даян?.. Наоборот: я настаиваю, чтобы мой сын носил повязку!.. И хватит об этом. Вы же пришли не только затем, чтобы давать мне советы? Переходите к сути дела.
— Перехожу. — Валентин сделал глубокий вдох и продолжил. — Значит так: в Москве у меня есть друг-адвокат, вместе в десантниках служили. Он давно звал меня в столицу, но я не решался. А вот сейчас меня серьёзно пригласили в корпорацию, занимающуюся продажей недвижимости. Мой одноклассник всего лет пять назад туда переехал, начал работать в морге и уже дошёл до чиновника Мэрии.
— Шагал по трупам?
— Зачем вы так? Просто в Москве — больше перспектив для предприимчивого человека.
— У нас предприимчивость стала нормой безнравственности. Россия не готова к капитализму. Так же, как не была готова к социализму. Всё преждевременно, начиная с отмены крепостного права. Вспомни, ты же историк, ты этому детей учил!
Не вступая в дискуссию, Валентин продолжил:
— В Москве меня поддержат, помогут открыть свою риэлторскую фирму… Знаете, что это такое?
— Знаю. Недавно читала о них статью: «Преступления на рынке недвижимости». Значит, будешь жилплощадью спекулировать?
— Почему спекулировать? — обиделся Валентин. — Я буду покупать полуразрушенные квартиры, перестраивать их, достраивать, реставрировать и только потом продавать.
— О, да ты — перспективный спекулянт. — Аделаида помолчала и спросила. — И зачем ты мне это всё рассказываешь?
— Прошу помощи: мне нужны сто тысяч долларов, для раскрутки.
— Ты меня перепутал с Рокфеллером — у меня нет таких денег.
— Но у вас есть фамильные бриллианты нашей семьи… Я знаю, как вы ими дорожите, поэтому не прошу их продавать — только заложить, хотя бы один камень. Я встану на ноги и верну, клянусь вам!..
— Эти бриллианты — реликвия семьи Горчаковых, они перешли от деда к отцу, от отца ко мне, и я всю жизнь сберегала их от советской власти и от толпы завистников и доносчиков. — Она решительно добавила: — Я не стану их ни продавать, ни закладывать. И скажу больше: даже если б у меня был миллион долларов, я бы не дала тебе ни цента!
— Но почему?.. Почему?
— Потому что ты хочешь опозорить фамилию Горчаковых: в нашем роду не было торгашей и спекулянтов. Я так гордилась тобой, когда ты служил в десантных войсках!
— Вы бы хотели, чтоб я всю жизнь прыгал с парашютом?
— Я бы хотела, чтоб ты всю жизнь помнил, что в тебе течёт дворянская кровь. Маклер — не профессия для дворянина! Наши предки служили отечеству, а не обманывали одиноких пенсионеров, ведь слова маклер и мошенник — сегодня синонимы.
— В любой профессии можно оставаться честным человеком. Я ведь тоже Горчаков!
— Ты сохранил только фамилию, которую собираешься опозорить.
Валентин уже с трудом сдерживал себя.
— Тётя, вы помешаны на своём дворянстве!
— Это лучше, чем быть помешанным на спекуляции.
— Но почему обязательно спекуляции?!.. Это… Это…
— Он встал во весь свой огромный рост. — Это уже явная паранойя! Или, извините, старческое слабоумие!
Не поднимая головы, Аделаида негромко скомандовала:
— Пошёл вон! И забудь, что у тебя была тётя — этого плебейского хамства я тебе до конца жизни не прощу!
Анюта попыталась погасить конфликт.
— Но, тётя Адя, Валя не хотел вас обидеть, он просто…
Аделаида не дала её договорить.
— И ты ступай за ним, ведь перед тобой открывается огромная перспектива: будешь сидеть в кассе и считать чеки!
Глава третья
Из квартиры Валентина и Анюты уже всё было вывезено. Осталась только тахта, на которой до последней ночи спали хозяева. Грузчики выносят и её.
В кухне Анюта собирала оставшуюся посуду, которую Валентин паковал в картонную коробку.
— Я думаю японский сервиз можно не брать, — предложил он, — из двенадцати тарелок ты разбила шесть.
— Ну, так что? Будет сервиз не на двенадцать персон, а на шесть. Я его очень люблю.
Став на цыпочки, она потянулась за очередной тарелкой, но уронила её. Тарелка разбилась. Анюта расстроилась, но попыталась своё огорчение скрыть.
— Это ведь к счастью, правда?
— Правда. — ответил Валентин. — Судя по количеству разбитой тобой посуды, мы самая счастливая семья в мире! — Увидев, что она огорчена, подошёл, обнял её и успокоил:
— Лично я люблю сервизы на пять персон!
Из комнаты Елены уже тоже все вещи вывезены. Она запихивает в сумку оставшуюся мелочёвку.
Зазвонил мобильник. Елена включила его и услышала голос Нельсона:
— Привет! Я хочу пожелать счастливого пути.
Елена удивлена.
— Нельсон? Ты же обещал прийти проводить.
— Извини, но я не смогу: мама заставила меня поклясться её здоровьем, что я не буду встречаться с вашей семьёй.
— Ну, и не встречайся!.. Дурак!
Она явно обижена и огорчена. Резко выключила мобильник. Он снова звонит, но она его уже не включает.
В комнату заглянул Валентин.
— Ну, что, дочка, готова?
— Да.
— Тогда вперёд! Поехали покорять Москву!
После этой фразы, поставив точку, автор включил магнитофон, зазвучала песня: «Дорогая моя столица, дорогая моя Москва», и под эту мелодию действие перекинулось в Москву.
Глава четвёртая
Прошло около пяти лет.
В фойе Московского университета, у стендов, на которых висят списки поступивших, толпились абитуриенты. Среди них Елена, повзрослевшая, еще более похорошевшая — утёнок превратился в лебедя. Рядом с ней кто-то от радости подпрыгивал, кто-то плакал. Елена счастливо улыбалась: она нашла себя в списке.
К ней подошли два парня, два близких друга — Григорий и Амиран, один светловолосый, другой — жгучий брюнет. Непринуждённо поздоровались.
Елена удивлена:
— Мы знакомы?
— Конечно! — подтвердил Григорий.
— В Италии есть такой обычай, — объяснил Амиран, — если люди дважды встретились на улице, они уже считаются знакомыми.
— Но я вас вижу в первый раз.
Амиран просительно прижал руки к груди: