Маргарита, выслушав признание, ужаснулась. Любовь любовью, но ведь она из королевской семьи! Сестра короля правящего вовсе не желала оказаться сестрой короля свергнутого. И Марго немедля сообщила о заговоре Екатерине Медичи.
Герцог Алансонскнй и король Наваррский были тут же посажены под домашний арест, королевская армия получила приказ выступить против мятежников.
Франсуа всерьез испугался за свою жизнь и бросился в ноги Екатерине. Он рыдал, просил прощения и уверял, что именно Ла Моль и Коконас являлись душой заговора. Генрих Наваррский вообще изобразил дело так, будто Ла Моль его оклеветал.
На Ла Моля и Коконаса пал гнев короля. Им и пришлось заплатить за всех, а больше всего — за любовь к двум принцессам.
В мае 1574 года на Гревской площади им отрубили головы. Тела их были четвертованы и вывешены на городских воротах. Однако наутро головы казненных исчезли.
А ведь дело в том, что герцогиня Неверская и Маргарита, которая понимала, что именно она фактически отправила Ла Моля на смерть, и чувствовала некоторые угрызения совести, послали одного из своих друзей, Жака д’Орадура, выкупить у палача головы казненных. Поцеловав их в охладевшие уста, дамы затем старательно уложили головы в ларцы и на другой день приказали их набальзамировать. Затем, по свидетельству историка, «они наполнили рот каждого убиенного драгоценными камнями, которые те дарили своим дамам при жизни, и обернули головы в свои самые роскошные юбки; потом все было залито свинцом и помещено в деревянные ящики. Наконец с помощью самодельных орудий женщины выкопали две ямы на Монмартре, ведь погибшие были мучениками, и захоронили головы».
Несколько дней Маргарита добросовестно старалась сохранять верность памяти драгоценной пропажи. Она даже носила на вороте своей блузки маленькую головку мертвеца в качестве памятки о любимом. А потом…
Понятно, что сталось потом. Маргарита осталась верна себе, а не памяти о мертвом любовнике.
Но не зря о Ла Моле поговаривали, будто он любимец Венеры. Кажется, богиня была возмущена тем, что красавец погиб из-за женщины, которую любил. И Марго с ужасом начала замечать, что ее чувствительность дала некую слабину.
То есть с чувственностью все обстояло как надо: Марго по-прежнему была готова лечь в постель с первым встречным красавцем и не могла устоять перед зовом природы. Возбуждение нарастало, доводило ее почти до отчаяния, но… прежнего восторга Марго уже не испытывала. Там, где на нее прежде обрушивался водопад наслаждения, она ловила теперь только жалкие крохи. Вся ее жизнь превратилась отныне в погоню за наслаждением, и это было только первой местью, которую уготовила ей разгневанная богиня.
Следующим любовником Марго стал молодой придворный по имени Сен-Люк. Он славился неистощимой мужской силой. Измучив его и измучившись сама, молодая королева познакомилась с красавцем, которого звали Шарль де Бальзак д’Антраг, и стала его любовницей.
Двор тогда находился в Лионе, где праздновал возвращение из Польши Генриха III. Король (Карл) умер, да здравствует король (Генрих)!
Он тоже начал ревновать сестру и решил призвать ее к порядку тем, что сообщил Генриху Наваррскому и о новом любовнике, и о прежнем… вернее, одном из прежних, а именно, о герцоге Анжуйском (данный титул перешел теперь к Франсуа Алансонскому). Король надеялся рассорить между собой руководителей недавнего заговора.
Однако Наваррец был прекрасно осведомлен о поведении своей жены, но ему было наплевать, ведь он и сам без зазрения совести предавался безудержному разврату.
Однако так или иначе слух о предательстве братца Генриха до Марго дошел и заставил ее стать чуть-чуть осторожней. Она совсем не хотела, чтобы ее отправили в монастырь! Несколько дней молодая королева вела себя очень разумно и совсем не смотрела на мужчин, чтобы избежать искушения. К тому же ее смущало то, что они не могут дать ей того, чего она так желает, — наслаждения.
Именно тогда дорогу ей перешел некто Луи Клермон д’Амбуаз, сеньор де Бюсси. Сей весьма элегантный молодой человек проводил все время на дуэлях или в объятиях придворных дам. А еще, по словам современника, «у него был часослов, в котором он записывал истории знакомых ему незадачливых мужей, посвящая каждому хвалебный гимн».
Ему тоже всегда было мало наслаждения, поэтому отношения любовников свелись к безудержной похоти. И очень скоро они допустили неосторожность. Однажды вечером кто-то увидел их в тот момент, когда они совокуплялись прямо в одежде, стоя в дверях комнаты.
Общеизвестно, что взбешенный от ревности Генрих III призвал Наваррца:
— Твоя жена обманывает тебя с Бюсси!
Муж Марго лишь пожал плечами и ничего не ответил. Его это не волновало. Равнодушной осталась и матушка. Она еще и короля призвала к порядку:
— Не знаю, как клеветники подсовывают вам подобные фантазии, — возразила она строго. — Все несчастье моей дочери в том, что она живет в ужасное время. Во времена моей молодости мы свободно разговаривали с кем угодно, и все порядочные люди, сопровождавшие короля, вашего отца, спокойно заходили в спальню мадам Маргариты, вашей тети, и в мою; никто не находил в том ничего странного, потому ничего странного и не было. Бюсси видится с моей дочерью на глазах у вас и у ее мужа, в присутствии свиты ее мужа у себя в комнате, в присутствии всех, а вовсе не тайком, не за запертой дверью. Бюсси знатный человек и первый при вашем брате. Есть ли тут повод для подозрений?
Так оно и длилось до тех пор, пока Бюсси не влюбился во Франсуазу де Монсоро (да-да, ее звали именно Франсуазой, а вовсе не Дианой, как уверял нас достопочтенный господин Дюма!) и не пал жертвой ревности ее мужа и отчасти предательства герцога Анжуйского. Но это — совсем другая история!
Муж Марго оставался по-прежнему равнодушен к похождениям жены. Казалось, он совершенно поглощен своим романом с дамой из окружения королевы-матери, с грациозной мадам де Сов.
Однако Наваррец был большим хитрецом. Он спал с мадам де Сов, но мечтал о побеге из Парижа. И вот однажды он исчез, и в следующий раз парижанам суждено было увидеть Генриха только через двадцать лет…
Он тут же поспешил отречься от католической веры, в которую перешел исключительно ради спасения своей жизни. И сообщил при том, что «сожалеет лишь о двух вещах, оставленных в Париже: о мессе и о своей жене. Что касается первой, то он постарается без этого обойтись, а вот без второй не может, да и не хочет обходиться».
То был первый раз, когда он выразил беспокойство о Марго.
Беарнец написал супруге письмо, в котором извинялся, что покинул Лувр, не попрощавшись с ней, и поручил сеньору Дюрасу поехать за женой.
Но Генрих III отказался отпустить сестру, сказав, что та является самым лучшим украшением его двора и он не в силах расстаться с ней. Фактически же Марго стала пленницей. Она не имела права выйти из своей комнаты, у дверей день и ночь стояла стража, а все ее письма прочитывались.
Во всеуслышание брат обвинял сестру в организации побега Наваррца. В действительности же Генрих III подозревал, что Марго участвовала вместе с мужем в заговоре в пользу их брата Франсуа, герцога Анжуйского, и отчаянно к тому ревновал. Все-таки воспоминания юности были еще живы у членов этой семьи, которые были связаны не только кровными узами.
