Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
Мне исполнилось восемнадцать, призыв уже заканчивался, но, видимо, в военкомате был недобор, а потому к потенциальным призывникам, которые уже достигли совершеннолетия, просто приезжали домой, без разницы, учатся они или нет. Позвонили и в мою дверь: мол, надо срочно подписать какие-то бумаги, чтобы потом без проблем попасть на медкомиссию, пятое, десятое… В общем, подписал я одну бумагу, другую. Смотрю, а на меня уже форму примеряют. Думаю: да, что-то не то. Позвонил отцу, рассказал, а он мне: «Ты что подписывал-то?!» Я отвечаю: «Ну, военник, еще кое-что». «Ну, поздравляю, – говорит, – теперь ты служишь».
Казалось того, что все наперекосяк. Мы ведь с двоюродным братом собирались после колледжа вместе в армию идти, в одну часть хотели попасть, в одну роту, а тут… Про все совместные планы пришлось забыть. Брат пошел служить уже тогда, когда я вернулся. Ну а меня направили в Нижний Новгород. Там, в армии, и начались первые проблемы со здоровьем. Держалась постоянная температура – не очень высокая, 37–37,2. Но там с этим строго: три раза в день термометрия, а если что – лазарет. А в армии не любят больных, ведь как это – другие работают, а ты лежишь в больничке, лечишься?
Это уже потом мне сказали, что, раз еще там у меня появились эти симптомы, значит, уже тогда онкология у меня была. Но я не придавал этому значения и выкручивался, как мог. Да и кто в армии будет думать об онкологии? Там совсем другим болели. Пневмонией, например, были даже случаи, что ребята умирали от этого. Правда, воспаление легких у многих было: все же условия не самые легкие, особенно когда зима на дворе. За нашим здоровьем вроде как следили, но постольку-поскольку. Например, ставили в помещениях тарелки с нарезанным луком, чтобы микробов убивать. В столовых мы ели чеснок. Но лазарета старались избегать: если ты лежишь там, ты вроде как плохой.
На носу была присяга, родные обещали приехать ко мне, а у меня на градуснике почти сорок. Все-таки за три дня сбил температуру, выписали меня, а потом я старался не замечать общее недомогание и повышенную температуру.
Телеметрия, как я уже говорил, была трижды в день, и рано или поздно я попадался со своей повышенной температурой, как я ни старался ее спрятать. А болезнь началась у меня сразу же, как я оказался в армии. Вообще, надо заметить, в первый месяц у многих в нашей роте скакала температура – тридцать восемь, тридцать девять, до сорока даже. Нам объясняли, что это все из-за смены обстановки, из-за нагрузок. Естественно, зима была адовая, а на нас всегда была куча одежды. Вообразите: две пижамы, потом штаны с рубашкой, потом ватник или куртка – целый комплект одежды. В зависимости от погоды, комплекты менялись: «единичка», «двойка», «тройка», «четверка» и «пятерка». Это армейские такие словечки. Допустим, нам говорят: рота собирается по «пятерке» на линейке, и все понимают, как именно нужно одеться. А если что-то не так, если кто-то провинился, то наказывают ведь всю роту, вот ты и стоишь, весь одетый, и полчаса, и час, а потом, пропотевшего, выгоняют тебя на мороз. Немудрено, что многих лихорадило от таких перепадов температуры.
Однажды, помню, я продержался с температурой под 40 целый день, прятал как мог. Все-таки коллектив сплоченный был, не любил я отправляться в лазарет, отлынивать. Первый месяц, правда, ничем толковым мы не занимались, только ели да снег чистили, это уже потом, когда я в роту попал, мы начали работать по полной программе, и было нелегко, тем паче, в моей части увольнительных не было практически. Только один раз, сразу после присяги, отпустили нас на сутки, помню. Рота наша была показная, элитная, если можно так выразиться. Если какие проверки грядут – все к нам. Еще одна была похожая рота у нас, снайперская, говорят, что там все также было жестко, но я не знаю, какие именно законы у них там царили.
Можно с разных сторон посмотреть: может, мне повезло, что такие условия были, а может, и не повезло. Да ведь и служить-то полноценно почти не получалось из-за температуры. Да, не такой была служба, которую я себе представлял.
Кстати, брат мой, с которым мы так хотели служить вместе, но не срослось, мог бывать в увольнительных каждые два месяца. В каждой части свои порядки, у нас вот такой халявы не было.
Никаких телефонов новобранцам не разрешается, все забирают сразу же. Выдают только по воскресеньям на пару часиков. Встречи с родственниками длятся не дольше: разве только на контрольно-пропускном пункте посидеть, поболтать. Все было строго, никаких увольнительных. Как-то кое у кого получалось прятать телефоны. Я по своей глупости подумал: раз прячут трубки, значит, можно, наверное, спрятать и планшет! Так что, когда ко мне приехали в первый раз на встречу родители, я попросил их привезти мне этот гаджет.
Я был уверен, что смогу сделать так, чтобы технику у меня никто не заметил, но когда вернулся с планшетом в часть, понял, что идея эта весьма сомнительна. Позвонил родителям снова: надо, мол, забрать его, а то найдут и разобьют, а вещь все-таки не дешевая. Да-да, у нас так и было: если у кого обнаруживался телефон во внеурочный час, его могли при всей роте показательно разбить со словами, что вот, мол, сдайте, если у кого есть, пока не поздно, а то так же разобьем, и чтоб неповадно было.
Итак, я прятал свой планшет каждые два часа: то за шкаф, то в собственные штаны. А в армии же порядки строгие, чуть что – за малейшую провинность отжимаешься или приседаешь. И вот как-то велели мне отжиматься за что-то, а у меня как раз планшет этот в штанах. Ну, я отжимаюсь и понимаю, что сейчас будет вселенская катастрофа, потому что он выскальзывает. Сейчас выпадет из штанов на пол, и хана. И тебе, и планшету. Товарищ лейтенант, говорю, что-то мне как-то нехорошо, разрешите, я лучше приседать буду, а не отжиматься? Нет, говорит, не выдумывай, отжимайся. Пришлось продолжать. С каждым новым отжиманием планшет все ближе к тому, чтобы выпасть. И вот, в самый последний момент лейтенант вдруг передумал и говорит: ладно, так уж и быть, мол, приседай. Уф, думаю, слава Богу, пронесло. Еще одно движение, и он точно выпал бы на пол. Как-то я смог его поправить там, в штанах, и доприседать положенное. И вот так на протяжении двух месяцев. Сами понимаете.
А планшет нужен был просто для общения, коммуникации, для игрушек, в конце концов. Есть, я знаю, части, где не так строго со всем этим, но вот моя была именно такой. У нас там полковник был, внимательно следил за этим. В конце концов, и данные секретные, к которым у нас доступ был, да и вообще, законы в армии свои, и они сильно отличаются от тех, что в обычной жизни.
Вот, например, есть такая штука, как членовредительство. Ты можешь просто попить ледяной воды из-под крана – и отправиться за это в дисциплинарный батальон, если тебя за этим увидит кто-то из начальства. Ведь ты же вредишь себе, можешь заболеть.
Было у нас как-то и такое: человек обратился с болью в ноге. Рентген показал иголку у основания кости. Решили по медицинскому заключению, что он ее просто проглотил, а она по венам дошла почти до ноги. И что вы думаете, его посадили в дисциплинарный батальон за членовредительство, и не докажешь ведь ничего, специально, не специально, членовредительство, и все тут. Логично ведь, кто же случайно иголку проглотит, наверняка специально проглотил.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
