Но я уже откинула сиденье и демонстративно закрыла очи, всем своим видом показывая, что не расположена к общению.
Глаза-то я закрыла, но сон не шёл ко мне, улетучился напрочь. А всё оттого, что разбередила душу разговорами о маме и своей первой, да что там первой — единственной! — любви. Уж так получилась что крахом маминого счастья накрылась и моя любовь. Моя короткая, но огромная, как океан, любовь к Сергею Ерёмину: Серёжику-Ёжику…
…Я училась в технологическом колледже, когда впервые увидела его: стройного широкоплечего, с коротко стриженными под ёжик русыми волосами, сероглазого и улыбчивого сказочного принца… Он подошёл ко мне, взял за руку и сказал:
— Я ищу своего младшего брата, Костика Ерёмина. Он учится на программиста. Ты не поможешь мне его найти?
— Помогу… — пролепетала я, не в силах отвести от него глаз.
Сергей поблагодарил меня и не сдвинулся с места. Так и простояли мы, Бог знает сколько времени, пока к нам не подбежал тонкошеий очкарик и не окликнул его:
— Серёга! Ты меня ждёшь?
— Ага, — ответил «сказочный принц», теребя мою руку, — тебя, братишка. Хочу, чтобы ты познакомил меня с этой девушкой…
Костик изумлённо поправил сползающие с переносицы очки и засмеялся:
— Ты что маленький? Сам знакомься с нашей принцессой Вероникой.
Распирающее меня счастье выплеснулось смехом:
— Вот и познакомились, братишки Ерёмы! Теперь пойдёмте на набережную гулять.
— Уж с этим вы и без меня справитесь! — отказался Костик и испарился.
И мы, конечно, справились. И больше не расставались до самого отъезда Сергея. В армию. Два месяца горячей, неистовой любви. Мы так спешили любить, что даже не познакомились с родителями друг друга. А потом разлука. Думали на два года, а получилось на всю жизнь.
Я ещё не высушила слёзы после прощания со своим Ёжиком, как от нас ушёл отец — к молодой и наглой переводчице. И мама стала сохнуть на глазах. Подруги её успокаивали, трещали что-то про кризис среднего возраста, а бабушка высказалась просто и ясно: кобель! И вдогонку перефразировала известные строки Маяковского: «спустив штаны, сбежал за комсомолом». Мама упорно молчала и отказывалась есть и пить. Она взяла отпуск и никуда не выходила из дому, объяснив, что ей стыдно и что всё вокруг напоминает ей об отце.
Через месяц, чтобы спасти дочь, бабушка посоветовала радикально сменить обстановку — переехать в другой город — и мама, выбрав Москву, немного ожила. Наша шикарная профессорская квартира на улице Мира, была продана с лихорадочно-припадочной быстротой и мы навсегда покинули Волгоград, поселившись в Москве в крохотную «двушку» на окраине: практически, у кольцевой автодороги.
К тому времени я уже получила первое письмо от Сергея и сообщила ему свой новый адрес и о том, что беременна. Но письмо вернулось назад непрочитанным. Я жутко встревожилась и написала Костику на адрес колледжа. Младший Ерёмин коротко ответил мне, что они тоже потеряли связь с Сергеем, и боятся, что его отправили куда-нибудь в горячую точку. Я узнала, что раньше, чем через полгода его не могли туда послать, и написала об этом Костику, но ответа не получила. А потом слегла мама и через месяц после появления на свет моего Никиты я осталась совсем одна и без средств к существованию…
Всё! Хватит ворошить старые раны! Пора подкрепиться… Автобус мягко шуршал шинами, мой не в меру общительный попутчик дремал и я, ожесточённо вцепившись в бутерброд, уставилась в окно. Степь, степь, степь… Любимая и брошенная мною степь. А я еду в чужую мне, по сути, Москву, оставив здесь всё, что люблю. Зачем, скажите на милость?! За успехом? За приключениями? Я не могла себе ответить на этот вопрос. Разве что, там могила моей мамочки…
День был безумно длинным и утомительным. Небольшие оживления в пути не прогоняли скуку, а предельно короткие «технические» остановки не позволяли как следует размяться. Единственным безальтернативным развлечением был телевизор, вернее, видик, но ни водители, ни их хозяева не утруждали себя пополнением фильмотеки и до чёртиков надоевшие американские боевики никого не интересовали.
Молодёжь после нескольких рокировок сгрудилась на задах и развлекалась пивом, игрой в карты и лёгким флиртом — остальные дремали. После своих экскурсов в прошлое спать я не могла, а мой сосед, получив облом в первые же минуты путешествия, потерял ко мне интерес и сменил объект охмурения, и даже не единожды.
В Волгограде, где мы задержались немного дольше, чем рассчитывали, высаживая ветеранов и подбирая новых пассажиров нашего спецрейса, Ренат пробовал обаять одну из студенток и даже пытался переселиться на «галёрку», но, по-видимому, у той девушки уже был «владелец» и зарвавшегося чужака быстренько спровадили на место. Он поскучал в аккурат до Михайловки и там с азартом взялся за рыжеволосую. Как раз в процессе моего очередного перекура, что дало мне возможность лицезреть этот спектакль.
К тому времени девушку «развезло» ещё больше, она смотрела на всех остекленевшими глазами и зябко потирала плечи. Ренат вился вокруг неё с азартом охотника и всё пытался нашёптывать ей что-то на ухо, но она лишь трясла растрёпанными кудрями и пугливо шарахалась в сторону. Я не верила в то, что этот щёголь всерьёз запал на такую распустёху, и удивлялась назойливости Рената, а в какой-то момент у меня проскользнула мысль, что он знаком с рыжеволосой путешественницей.
С наступлением темноты сон всё же сморил меня и я провалилась в иной, ирреальный мир, где со мной были и мама, и Сергей, и даже отец, который всю ночь пытался меня о чём-то предупредить, но я не могла понять о чём. А под утро я пошла по краю пропасти и, не выдержав адского напряжения, стала звать на помощь маму…
— Эй, девчонки! Хватит спать, приехали! Ну-ка, живо поднимайтесь, дома доспите!
Раздражённый голос водителя рассёк удушливость салона и, резко выдернув меня из жуткого сна, заставил моё сердце трепыхаться, как обречённого на суп курёнка в беспощадных руках голодного хозяина.
Девчонки? А кто ещё кроме меня? Я разлепила веки и огляделась. Через три ряда, в щели между креслами, полыхали кудри хворающей девушки. Наверное, её совсем доконала высокая температура… Застегнув на все пуговицы свой эксклюзивный тренч и подхватив сумочку, я направилась к выходу.
— Поторапливайся! И эту рыжую по пути разбуди! Тут вам не спальный салон! — выкрикнул водитель, с нескрываемой досадой наблюдая моё неспешное дефиле по узкому проходу.
Мне хотелось сказать этому хаму пару «тёплых» слов для острастки, но к тому моменту, как вспомнила свой горячий репертуар, я поравнялась с рыжеволосой девушкой и застыла от захлестнувшего меня страха: что-то не так было с этой пассажиркой!
Несвязные детали увиденного мною метались в голове и никак не лепились в единое целое, но всё во мне сжалось от дурного предчувствия. Должно быть, водитель почуял исходящую от моей скованной позы угрозу его планам, потому что через минуту уже пристроился рядом. И тоже онемел.
