– Боюсь, я не смогу поехать, – вздохнул он снова.
– Очень жаль. Мне придется сообщить Маккласки это печальное известие – или, с его точки зрения, скорее радостное. Он, вне всякого сомнения, обрадуется, узнав, что мы не будем принимать участия в расследовании и теперь у него будут все основания для разговоров о нашей некомпетент…
– У меня есть предложение, – перебил комиссара Колби, которому внезапно пришла в голову новая мысль. – Один из моих студентов четыре месяца назад уехал в Нью-Йорк. Тяжело заболела его любимая тетка, заменившая ему мать. Он мог бы заняться этим делом вместо меня.
– А он достаточно компетентен?
– Более чем. Можно сказать, это мой главный протеже. Из всех моих студентов он один сумел идентифицировать ключевые связи в деле Потрошителя, и без всяких подсказок. Просто поразительно – как будто он знал этого человека лично!
– Понятно.
Сэр Томас услышал в голосе собеседника едва различимые нотки сомнения. Он предпочитал думать, что пятно, имевшееся на репутации его протеже, характеризует личную жизнь, а не компетентность молодого человека – и поэтому едва ли стоит упоминания.
– И, разумеется, я смогу предоставить ему дополнительную консультацию телеграммой или письмом из Лондона, – добавил он.
– Да… полагаю, такой вариант нас устроит, – сказал Грейлинг после паузы. – Но если до него в Лондоне дошли какие-либо слухи, скажите ему, чтобы он не делился ими с инспектором Маккласки, а то так можно все испортить. Кстати, как его имя?
– Джеймсон. Финли Джеймсон.
Нью-Йорк. Ноябрь 1891 года
– Мистер Джеймсон… Мистер Джеймсон!
Голос отразился слабым эхом, словно прозвучал в конце туннеля. Спустя мгновение Финли Джеймсон увидел перед собой морщинистое лицо китайца и осознал, где он находится. Вдыхая тяжелый запах опиума и благовоний, молодой человек некоторое время не мог понять, висит ли туман в воздухе или стоит у него перед глазами.
– Мистер Джеймсон… здесь Лоуренс. Говорит, у него срочное послание для вас. Впустить его?
Итак, пришел его помощник Лоуренс Биделл. Финли сел в постели, потирая ладонями голову. Когда-то, во время учебы в университете, у него была копна густых кудрявых светлых волос, но теперь, коротко стриженные, они казались более темными.
– Нет-нет… скажите ему, чтобы подождал. Я выйду через несколько минут, – ответил Джеймсон.
Ему не хотелось, чтобы Лоуренс видел его таким. Он не понял бы.
– Не хотите, чтобы Сули принесла чаю и помогла вам проснуться?
– Да… спасибо. Великолепная идея.
Из тумана выплыла Сули, поклонилась и принялась готовить чай. Простая рубашка с высоким воротником и широкие шаровары, которые носили прачки, не могли скрыть ее изысканную красоту.
Финли вспомнил, как однажды Лин предложил ему, чтобы Сули за доллар сделала ему массаж, пока он курит, а затем, еще за доллар, нанесла на его тело ароматное масло своим обнаженным телом и слизала это масло, дюйм за дюймом, «словно кошка».
Джеймсону тогда показалось, будто он ответил с вежливым поклоном:
– Может быть, в следующий раз.
Но когда позже он вроде бы вспомнил намазанное маслом тело Сули, извивающееся на нем, у него уже не было уверенности в этом. Потом в ее глазах появились вертикальные овалы, а кожа стала походить на тигриную, покрывшись полосками – если только в свете свечей не отбрасывали тени листья стоявшей рядом пальмы, – в конце концов, это был, по всей вероятности, всего лишь сон.
В подобных притонах Джеймсона привлекало прежде всего именно это чудесное слияние грез с реальностью. Но являлась ли смерть побуждением к их посещению? Действительно, впервые он зашел в притон вскоре после кончины своей матери, и то, что с тех пор его визиты туда следовали за наиболее драматичными вскрытиями, производимыми им и Колби, отнюдь не было совпадением. Вот и этот визит к Лину случился сразу после смерти его тетки, и его прошлые посещения притонов зачастую случались в те моменты, когда у него в жизни возникали проблемы.
Чего он жаждал – избавления от преследовавших его демонов или безобидного эфемерного развлечения? Молодой человек отогнал эту мысль прочь. Ему доставляло гораздо большее удовольствие изучать хитросплетения чужих жизней, нежели разбираться в своей собственной.
2
Нью-Йорк. Январь 1892 года
Узнав, что вы находитесь в Нью-Йорке, я счел уместным написать короткое послание звездному ученику Колби. У меня такое впечатление, будто здесь витает дух самого сэра Томаса, продолжая игру, начатую нами в Лондоне. Пожалуйста, передайте ему от меня привет.
Похоже, они не обнаружили предыдущие метки, поэтому я оставил эту метку там, где ее невозможно не заметить. Неужели Колби прислал вас специально из-за меня? Если так, я чрезвычайно польщен. Знаете, я всегда наблюдал за вами и Томасом, когда вы реконструировали последние моменты жизни этих бедных девушек.
Теперь вы пытаетесь выяснить, кто я – мясник, пекарь, производитель свечей? Вас окружает так много людей и днем и ночью. В Нью-Йорке то же самое. Сюда стекаются толпы из всех уголков света. Порой здесь испытываешь воодушевление, но в другие моменты все представляется бедламом. Бедлам? Вот слово, над которым стоит поколдовать. Кстати, как поживает ваш помощник Лоуренс?
Для поездки в Нью-Йорк вы не могли выбрать лучшего времени. Эти быстро растущие небоскребы из монолитного бетона и новомодные электрические фонари так оживляют улицы! Погрузитесь в теплую, дружелюбную атмосферу местных баров, театров и концертных зало, и – вы почувствуете себя почти как в Лондоне.
Почти, друг мой. С прискорбием узнал о смерти вашей тетки. Очень скоро вы, вне всякого сомнения, ощутите, насколько тяжела разлука с родными и друзьями. По иронии судьбы в этом новом городе мы с вами, по всей вероятности, являемся друг для друга самыми близкими людьми.
Отхлебывая из чашки густой черный кофе, детектив Джозеф Ардженти прочитал письмо, после чего бросил взгляд на мэра Нью-Йорка Джорджа Уоткинса.
Румяный и самоуверенный – эти два определения как нельзя лучше подходили для описания Уоткинса. Румяное лицо, самоуверенно закрученные усы… Вдобавок, будучи невысокого роста – всего 5 футов и 7 дюймов[2], – мэр казался почти широкоплечим. По сравнению с ним Ардженти выглядел более худощавым, жилистым, высоким и бледным, а его усы и борода были коротко пострижены.
Они сидели друг против друга за столиком у окна в кафе-кондитерской «Вандом». Снаружи, с 41-й стрит, до их слуха доносился непрерывный цокот копыт и скрежет двухколесных кебов, повозок пивоваров, тележек с углем и вагонов конки.
– Когда Джеймсон впервые прочитал это письмо? – спросил Джозеф.
