Фигуры Абросимова и здоровяка начали расплываться. А затем и вовсе растворились в сером колеблющемся тумане.
Он постепенно вливался в уши, рот, ноздри и затапливал тщетно бьющуюся в отчаянной схватке с мраком угасающую искру сознания…
Очнулся я крепко привязанным к «электрическому стулу». Это я понял сразу, едва ко мне начало возвращаться сознание.
Еще не открыв глаза, я пошевелил руками и убедился, что вязали меня на совесть и со знанием дела. Это понятно — даже тот мизер фактов, что фигурировал в моем досье, предполагал при работе со мной повышенную степень безопасности.
Я поднял тяжелые веки. Злость грызла мое сердце, но я решил не подавать виду.
А ведь я сразу почуял, что кофе имеет какой-то странный привкус. Но списал это на тюремные условия. Идиот!
Рядом со стулом, напротив, стоял Абросимов, с нездоровым интересом наблюдая за моими попытками сесть ровно.
Позади него находились здоровяк и еще один человек с невыразительным землистым лицом и пронзительными синими глазами; они казались покрытыми ледяной скорлупой.
— Вот и ладушки… — сказал Абросимов. И довольно ухмыльнулся. — Мы проснулись… — Он сказал это как заботливая нянька.
Ути-пути, ути-пути… мать твою!.. Урод плешивый.
— Что… что вы со мной сделали? — спросил я непослушным языком.
Спросил, а сам уже все понял. Наверное, в кофе подмешали сильнодействующее снотворное нового поколения, о котором мне говорил Волкодав.
Его можно было дозировать таким образом, что человек засыпал точно в рассчитанное время и на столько, насколько необходимо.
Снотворное не применялось в медицинской практике из-за побочных эффектов, но охотно использовалось спецслужбами. Как нашими, так и зарубежными.
— Маленький эксперимент… хе-хе… — засмеялся Абросимов.
Он просто лучился от предвкушения удовольствия. Паскудник…
Полковник довольно потирал руки. Теперь я точно знал, что меня будут пытать. Притом с применением запрещенных разными международными конвенциями ноу-хау… чтоб им дрын в глотку, этим ученым умникам, разрабатывающим всякие пакости.
Скоро из-за их извращенных умов Земля полетит в тартарары, а они все изобретают.
— Успокойтесь, Карасев. Вы просто ответите на наши вопросы. Честно и без утайки. — Он снова противно хихикнул.
Я хотел возмутиться, но тут со мной что-то случилось. Мне вдруг стало весело и безумно захотелось болтать о чем угодно и до бесконечности.
Наверное, у меня был совершенно глупый вид, потому что Абросимов насмешливо покачал головой и приказал:
— Ливенцов, ты свободен. Баркасов, принимайся за дело.
Здоровяк поспешно удалился. Синеглазый Баркасов подошел ко мне вплотную.
— Фамилия! — отрывисто спросил он.
— Карасев… Так мне сказали.
— Кто сказал?
— Полковник Кончак.
— А сами разве не знаете?
— Я забыл.
— Черт возьми, что он болтает! — подскочил Абросимов. — Сколько ты ему вколол?
— Как обычно, два кубика. И прошу вас, товарищ полковник, не мешайте. Время…
— Ладно, продолжай… — буркнул Абросимов.
— Откуда вы приехали?
— Из Греции.
— Что вы там делали?
— Искал Сеитова.
— Кто такой Сеитов?
— Это несущественно, — перебил Баркасова полковник. — Сеитова мы и без него знаем.
— Вы встречались в Греции с Толоконником?
— Кто такой Толоконник?
— Да или нет!
— Нет.
— Но вы о нем что-либо слышали?
— Да.
— Что именно?
— Точно не помню…
Я уже все понял — меня «прокачивали». И пытался изо всех своих сил противиться действию «сыворотки правды».
О Толоконнике я и впрямь мало что знал.
Волкодав и Сидор не посвящали меня в свои секреты, хотя по обрывкам их разговоров я составил некоторое представление об этом человеке.
Этот человек был бандит, кажется киллер мафии, и работал на спецслужбы. Он сбежал в Грецию, откуда принялся шантажировать своих работодателей. Вот и все, что я знал.
Волкодав получил задание на ликвидацию Толоконника. Так вышло, что я помог ему.
Правда, Толоконник попал в руки полковника Кончака живым. Но я бы не поручился, что киллер, этот трижды глупец, надумавший сразиться со спецслужбами, проживет слишком долго.
Я противился действию препарата, но не всегда с успехом. Меня будто кто-то тянул за язык, чему немало способствовал своими напористыми и беспрерывными вопросами Баркасов.
— …Кто приказал тебе убить Шалычева?
Баркасов уже перешел на «ты».
— Кто такой Шалычев?
— Губернатор.
— Я его не знаю.
— Нет, он тебе хорошо известен.
— Я никого не убивал!
— Ложь! Кто отдал приказ? Говори!
— Я не помню!
— Ты убил его! Вспомни — Шалычев. Отвечай, быстрее!
— Я ничего не знаю!
— Знаешь! Говори!
— Я не могу вспомнить…
— Мы знаем, что приказ ликвидировать Шалычева отдал полковник Кончак. Это так?
— Не помню! Не знаю!
— Повтори — Шалычева приказал убить Кончак. Ну!
— Я не убивал этого… Шалычева!
— Черт знает что! — опять вклинился разгневанный Абросимов. — Он что, издевается над нами?! «Не помню», «не знаю», «забыл», «я там не был»… Мать его!.. Ты точно вколол два кубика?
— Посмотрите, на столе пустая ампула. Я сам ничего не понимаю. Ладно, спроси что-либо бытовое… Например, о семье.
— У вас есть семья?
— Мне сказали, что есть.
— Как это… сказали?! Кто сказал?
— Полковник Кончак.
— А сами вы об этом не знали?
— Нет.
— Господи, что он несет?!
Абросимов схватился за голову:
— Хватит, к черту! Сделай ему еще один укол!
— Товарищ полковник, это чревато…
— А мне плевать! Делай, что тебе приказано!
Баркасов сокрушенно покачал головой, но послушно направился к столу, где в медицинской кювете лежали ампулы и шприцы.
Я попытался собраться. Мне нужно во что бы то ни стало использовать минутную передышку в допросе для медитации.
