Марианна не настаивала – ей больше нравилось играть с подружками, чем петь для взрослых. Иногда она с девочками даже убегала на улицу, если погода позволяла. Тогда взрослые пели сами – особенно красиво получалось у толстеньких женщин, «потому что голос должен где-то жить», объясняла мама.
В детстве Марианна не задумывалась о том, где должен жить голос, – это была тема на вырост. Как, впрочем, и тема дня рождения, важного и самого любимого дня в году, который вдруг перестал быть и тем и другим. Какое-то там число в октябре никто не обязан помнить. К тому же сверху давным-давно прилетают не чудесные подарки, а чугунные числа – сорок, сорок один, сорок два. Сегодня упали две четверки, похожие на тяжелые стулья.
Что касается голоса, то он живет между сердцем и горлом. Голос – такая же полноправная часть человека, как желчный пузырь, но без пузыря жить легче. Почти каждую ночь Марианне снится привычный и потому отчасти любимый кошмар – она стоит на сцене, а в зале – сотни внимательных лиц, как на групповом фотоснимке. Она раскрывает рот и в ужасе просыпается, тоже с раскрытым ртом, пересохшими губами. Тот редкий случай, когда можно порадоваться, что спишь одна и никто тебя такую не видит.
Сразу после школы Марианну взяли работать в театр – в память о маме, о ее «самоотверженном труде в декорационном цехе».
Папа сильно переменился, хотя и уверял дочку, что все будет по-старому. Он был старше мамы на двадцать лет и привык думать, что уйдет первым, а получилось иначе. Раньше Марианна не осознавала, что отец немолод, а теперь этого не требовалось – к чему осознавать факты? В автобусе папе уступали место, в магазинах называли дедушкой.
Он пережил маму почти на тридцать лет, но после инсульта лежал дома четыре года в затуманенном сознании. Когда умер, соседи говорили: «Слава богу, отмучился», а Марианна все никак не могла привыкнуть к тому, что папы нет, – как будто вспоминала об этом заново каждое утро.
Картина четвертая
Марианна открывает меню и читает описания блюд. Она плохо знает французский, и чтение требует от нее усилий. Хорошо бы от нее никто и ничего не требовал хотя бы раз в год – тем более усилий! Она раздраженно откладывает меню в сторону, и мужчина за соседним столиком делает то же самое. Глаза их встречаются.
Мужчина за соседним столиком действительно присутствует, но в герои никак не годится. У него смятое, как черновик, лицо и неприятно яркие губы. К тому же он вовсе не спешит встречаться глазами с Марианной и с куда большим интересом разглядывает официанток. Странно, что на официантках после этих взглядов сохраняется одежда.
Претензии к меню тоже, к сожалению, реальны. В родном городе Марианна редко ходит по ресторанам – разве что с Альвой, единственной своей подругой. Обе любят ворчать, читая меню: нет, чтобы ясно сказать «говядина» или «семга», изобретают какие-то «подушки из трав», «фантазии», «дуэты»… Альва (она умеет отстаивать права потребителя) зовет официанта, требует объяснений, и он отвечает:
– Это, получается, говядина, она идет с овощами.
Или:
– Это, получается, свинина, она идет вместе с рисом.
«Идет» – любимый словесный паразит в сфере обслуживания. Его не прыскают дихлофосом, а, напротив, всячески лелеют, как дорогостоящего паука. Марианна представляет себе кровавый говяжий бок, идущий по пыльной дороге в жаркий день (рядом плетутся овощи). И заказывает неизбежную пиццу (она тоже «идет» – в компании с бесплатным молочным коктейлем, а вот это приятная новость! Жаль, что происходит не прямо сейчас).
Тем не менее Марианна видит кое-что общее у себя и неведомых ей составителей меню. Им тоже нужно успеть рассказать как можно больше посредством как можно меньшего количества слов. И слова эти должны быть изысканными и мелодрамчатыми, иначе публика не поймет, а посетители не закажут десерт.
Марианна наугад выбирает закуску, надеясь, что она окажется не слишком сырой, а еще все-таки заказывает луковый суп, потому что давно не верит своим надеждам. И на десерт – крем-карамель.
Мужчина за соседним столиком пьет из стакана бурую жидкость. Шея у него обмотана шарфом, как бинтом, сам смуглый, рябоватые щеки – в дырочку, как потолок салона в старой папиной «Волге».
Жаль, что здесь нет Альвы, подругиной уверенности обычно хватает на двоих. Альва преподает музыкальную литературу и не стесняется кричать в театре «Браво!» или аплодировать, пока весь зал еще только соображает, в голосе певец сегодня или нет.
Аплодируя, Альва кричит в ухо Марианне:
– Нижних нот у тенора, конечно, нет, зато берет эмоциями!
Или:
– Сопрано совсем немощная, но посмотри, какое точное попадание в образ!
Альва всегда находит, за что похвалить исполнителя. Она тоже не замужем, как и Марианна, но в прошлом у нее были романы, да и сейчас могут быть, если пожелает. Альва носит блузки с глубоким декольте, и груди у нее так притиснуты одна к другой, что получается галочка – как чайка на детском рисунке.
Марианна особенно полюбила Альву, после того как впервые побывала у нее дома, – оказалось, что подруга за всю жизнь не выбросила ни единой театральной программки. И на каждой указаны дата и ФИО человека, с которым Альва смотрела спектакль.
Вчера в родном театре давали «Травиату». Когда началось второе действие, самолет Марианны коснулся земли, и пассажиры аплодировали пилотам так же бурно, как зрители в театре – новому басу, который только-только ввелся на роль Жермона.
Русский пограничник, проверяя паспорт Марианны, сказал:
– С днем рождения!
– Он завтра, – поправила, вместо того чтобы поблагодарить. Слишком серьезно относилась к этой дате, двадцать какому-то октября.
Пограничник признался:
– У меня тоже завтра день рождения. Только год другой.
Щеки у него были румяные, на подбородке, как подснежник, пробивался прыщик. Конечно, он родился в другой год, даже календарь того года еще, наверное, не выцвел…
Принесли закуску – тарелка похожа на шляпу, на дне лежит что-то коричневое, посыпанное зернышками. Скорее всего, паштет, хотя кто знает.
– Это очень вкусно, – сказал мужчина за соседним столиком. – Пробуйте, не бойтесь!
– Я и не боюсь, – ответила Марианна.
Вилочкой подцепила коричневое и не глядя сунула в рот.
Картина пятая
Марианна и незнакомец пьют шампанское, сдвинув столики, – они влюблены друг в друга и готовы умереть за свою любовь. Быстро пустеет бистро, пары одна за другой выходят на улицу. Только Марианна и ее любимый – Эмиль? – никуда не спешат. Открываются двери, и в бистро врывается разъяренная толпа головорезов во главе с Жераром (лирико-драматический баритон). Это уличная банда, с которой в прошлом был связан Эмиль. Юноша давно оставил позади мир алчности и порока, но прошлое всегда напоминает о себе. Преступники окружают влюбленных, Эмиль пытается прикрыть Марианну своим телом.