Похоже, женщину ничуть не озадачивает тот факт, что мы два с половиной часа ехали под дождем из чистого любопытства. Ей просто нужен повод, чтобы рассказать нам о своем брате Чарли, известном бегуне, который погиб сорок лет назад прямо на беговой дорожке — в него попала молния. Она открывает сумочку, в которой среди множества батончиков «Твиззлер» и «Милки Вэй» носит медали Чарли и даже небольшой золотой кубок.
Бен издает звук, больше всего похожий на мычание чего-то крупного и рогатого. Я предусмотрительно наступаю ему на ногу.
Проходит чуть больше часа, прежде чем появляется Джошуа Питер. Все встают, чтобы поприветствовать его аплодисментами. Все, кроме Бена, который продолжает сидеть и строить гримасы. Для медиума Джошуа Питер выглядит чересчур обычно — фланелевая рубашка навыпуск, джинсы, каштановые волосы… Жестом, которым обычно пользуются проповедники в церкви, он разрешает нам сесть, потом закрывает глаза и заявляет, что готов начинать.
— Я вижу женщину, женщину, которая уже ушла от нас. Она держит… брелок для ключей в виде Микки-Мауса.
Кто-то громко вздыхает. Съемочная бригада подносит микрофоны к женщине, чей умерший племянник однажды нарядился, как Гуффи на Хэллоуин. В результате мы вынуждены слушать историю о мире Диснея и Космической горе, пока кто-то из присутствующих не заявляет о своем родственнике, который носил брелок для ключей в виде Эйфелевой башни.
Постепенно я начинаю понимать эту систему. Джошуа Питеру достаточно произнести несколько ключевых фраз, которые аудитория тут же принимается интерпретировать, повествуя свои истории. Далее все идет по тому же сценарию, пока не удается достичь необходимого вывода: «Ваш близкий рядом с вами». Это наталкивает меня на мысль, что я, вероятно, зря рисковала жизнью на автостраде и напрасно попросила Мери Ворсингтон об услуге.
Весь следующий час продолжается игра в свободные ассоциации. В тот момент, когда я уже начинаю дремать, Джошуа Питер произносит: «Я вижу нечто, связанное с глазами. Человека, который сильно связан с глазами…»
— Скажи что-нибудь, — тихо говорит Бен, толкая меня локтем.
— Нет, — шепчу я в ответ.
Наша мама была глазным врачом. Но вряд ли речь сейчас идет о ней. В этом амфитеатре пятнадцать сотен человек, и наверняка мама не единственный известный им офтальмолог.
— У моей тети была опухоль мозга. Это отразилось на ее зрении, — сообщает какой-то доброволец из первых рядов.
— У моего отца была катаракта, — говорит еще кто-то.
— Нет… Мне кажется… Я чувствую, что видение связано вот с этой секцией. — Джошуа Питер протягивает руку в нашу сторону. Я ощущаю себя так, словно мы играем в теннис и по направлению к нам только что полетел мячик. «Не поддавайся на его уловки», — приказала я себе.
— У моего брата был стеклянный глаз, — подняв руку, произносит женщина, сидящая рядом со мной. — Он был знаменитым бегуном, — неизвестно зачем добавляет она.
— Дело не в стеклянном глазе. Здесь нечто большее… — Джошуа Питер делает паузу, закрывает глаза и подносит руку ко лбу, словно усиленно концентрируясь на чем-то. — Я вижу руку на глазах. Она целитель. Похоже, оптик…
— Офтальмолог, — выпаливает Бен, на миг заглушая шум публики. Благослови его Боже, он просто пытался исправить ошибку медиума. Дети глазных врачей всегда знают разницу между оптиком и офтальмологом.
Теперь микрофоны нацеливаются на нас.
— Наша мать была офтальмологом, — повторяет Бен. — Глазным хирургом.
— Так почему же вы сразу не сказали? — говорит Джошуа Питер, вызывая своим вопросом смех аудитории. Но это теплый смех, и я немного расслабляюсь, несмотря на прикованное к нам внимание.
— Мне было видение, буква «V». — Медиум показывает мне пальцами знак «виктория». — Ее звали Вики? Велма?
Мы качаем головами. Теперь ясно, что нас подслушивали.
Джошуа Питер потер висок, делая вид, что прислушивается к голосам духов.
— Она долгое время болела?
— Нет, — отвечаю я в микрофон и умолкаю. Нашу маму звали Сильвия Беллинджер-Кэмпбелл, и она погибла в автокатастрофе четыре месяца назад. Но я ему этого не скажу.
— Я вижу желтуху… Потерю веса. Проблемы с печенью, болезнь, приковавшую ее к постели, — продолжает он.
— Это не о нашей маме, — отзываюсь я. Затем обращаюсь к сидящей рядом женщине: — А вам это ни о чем не говорит?
— Мой сосед был парализован. Он был прикован к постели. — Женщина пожимает плечами.
— Кто здесь близнецы? — внезапно спрашивает Джошуа Питер, и это вынуждает нас с братом непроизвольно выпрямиться в креслах.
— Мы, — подаю голос я, бросая взгляд на Бена, который кивает в ответ.
Наконец-то попал в точку! Однако так ли уж сложно было догадаться, если у нас обоих рыжие волосы и одинаковые улыбки? Хотя, если уж до конца быть честной, с тех пор как мы тут оказались, никто из нас не улыбался.
— Хорошо, я обращаюсь к вам, — решает Джошуа Питер. — Та личность, о которой говорит мне ваша мать, еще не ушла от нас, но она очень больна. Между этой личностью и вашей матерью существует параллель, из чего я могу заключить, что они из одного поколения. Это личность, которая могла бы быть вашей матерью. Это лучшая подруга вашей мамы? — предполагает он.
Лучшая подруга нашей матери — это Джессика ДеМатто, они были соседками по комнате во время учебы в медицинском колледже. Джессика оставила медицину и стала модельером, теперь она получает миллионы долларов, зарегистрировав свою торговую марку «Джекси Джинс», под которой расходятся сшитые исключительно на заказ костюмы. В последний раз мы видели ее во время похорон мамы, и выглядела она прекрасно, никак не походя на человека, который вскоре собирается покинуть этот мир из-за проблем с печенью.
Я быстро просчитываю в уме, может ли это относиться к матери нашей мамы, Еве, которая переехала к нам еще в ту пору, когда мама уезжала в Гренаду. Нет, не сходилось тогда, не сходится и сейчас. С одной стороны, бабушка умирать не собирается. С другой, единственная личность, которая могла бы быть нам матерью, это наша мама.
— Лучшая подруга нашей матери не больна, — говорю я в микрофон.
— Однако мы ее давно не видели, — добавляет Бен и дает мне повод для предостерегающего взгляда, а Джошуа Питеру — новый простор для предположений. Подумаешь, он догадался, что среди аудитории есть близнецы. В числе каждых девяноста новорожденных одна пара окажется близнецами.
— Ваш отец уже покинул этот мир? — спрашивает Джошуа Питер.
— Нет, он с нами, — говорю я, хотя, конечно, отец не совсем с нами, поскольку он сейчас в Мэриленде, где пытается без посторонней помощи установить в доме центральный кондиционер. Ну вот, я опять не успеваю справиться со своим буйным воображением, и в моем мозгу возникает видение: бездыханный, с обуглившимися волосами отец, лежащий на полу в окружении перепутанных трубок и проводов…
