Я научился таких «тетенек» отличать сразу, с первого взгляда. Попадались и дяденьки, похожие на этих тетенек, но реже. Хорошо, что к нам домой и те и другие приходили нечасто. А на улице я им совершенно спокойно показывал зубы, не боясь, что меня отругают за это домашние. А зубы у меня хоть и маленькие, но очень острые. И «тетеньки» сразу отдергивали руки и отворачивались.
6. Папа
Папа был человек тихий и добрый, и собак он любил. Но были у него две странности. Он еще любил читать газеты, лежа на диване, и часто уезжать куда-то на машине.
С газетами у меня особые отношения. Я очень нервничаю, когда они шуршат. Кто-то не переносит, когда по стеклу гвоздиком царапают. Я – когда газетой шуршат. Папа это быстро заметил и, когда хотел меня наказать за какую-то проделку, говорил строгим голосом:
– А где моя газета?!
У меня сразу сам собой поджимался хвост, прилипали к голове уши. И весь я помимо воли становился виноватым-виноватым.
А машины, эти опасные, вонючие и громко рычащие создания, я просто терпеть не могу. Хуже только пылесос. Но пылесос хоть небольшой – с обычную собаку. Поэтому с пылесосом мне справиться несложно. Нужно только забиться в труднодоступное место и оттуда громко требовать, чтоб он заткнулся. Пока Мама ходит за пылесосом по комнатам, держа его за хобот. В конце концов он пугается и замолкает. Есть еще миксер. Тоже очень вредная тварь. Но тот меня боится еще больше, чем пылесос. А машину мне не так легко напугать. И кто знает, что она может вытворить с Папой, когда уезжает с ним в брюхе неизвестно куда?
Когда Папа уехал в первый раз, я просто обомлел! Потом весь день не находил себе места от беспокойства. Почти все время просидел у порога, прислушиваясь, и даже плакал. Папа вернулся жив-здоров, но больше я его одного не отпускал.
Стоило Папе взять ключи от машины (а я сразу заметил, что они всегда висят у двери на гвоздике), меня пулей выносило во двор к машинной будке под названием «гараж». Как Папа ни старался меня опередить и уехать один, я все равно успевал проскочить в машину раньше него. В первый раз я забрался внутрь со страхом и отвращением. Но там оказалось не так уж противно. И немного пахло Папой, Мамой и Девочками.
Я нашел очень удобное место, чтобы все держать под контролем – на полке у заднего окна. Оттуда было хорошо видно и Папу, и дорогу. Лежа на полке, я мог отпугивать машины, которые ехали сзади, чтобы они не слишком приближались. И мог покрикивать на проезжающие мимо, чтоб не задерживались рядом.
Конечно, такие поездки были для меня большим стрессом. Но на что только не пойдешь ради безопасности близких людей! Когда мы ездили все вместе, с Мамой и Девочками, я от страшного переутомления почти сразу же засыпал.
7. Что я люблю и чего я не люблю
Неплохо мне жилось в новой семье. Только одна вещь очень сильно отравляла мою спокойную и размеренную жизнь. Это воробьи. Почему-то они считали, что им разрешается свободно прыгать, порхать и орать прямо на моей территории.
Сначала я пытался объяснить им, что этот двор мой. Что они мешают мне спать, есть и жить, и пусть убираются куда-нибудь подальше. Но пернатые бродяжки не понимали собачьего языка и не убирались. Они продолжали нагло шнырять по дорожкам, противно вереща. В общем, не обращали на меня никакого внимания.
Когда мое терпение лопалось, я бросался на них с криком:
– Я за себя не ручаюсь! – а они взлетали прямо перед моим носом.
Мне оставалось только клацать в воздухе зубами. Это было очень унизительно. От унижения я целыми днями носился по двору за воробьями и к вечеру так уставал, что засыпал прямо на диване, как говорится, «без задних ног». Задние ноги мои не засыпали, а вздрагивали и продолжали погоню. Люда, смеясь, говорила:
– Смотрите, Пушок опять во сне «бегает»!
Про то, что я не люблю, я уже много рассказывал. Можно подумать, что я мрачная собака и все меня только раздражает. Но это не так – пес я веселый и добродушный, и на свете гораздо больше вещей, которые я люблю.
Люблю шоколадные конфеты, мороженое, куриные косточки, холодные котлетки, копченую колбаску… и так далее и тому подобное. Я могу перечислять очень долго и ни разу не повториться. Еще я люблю, когда мне чешут пузо, за ушами, и просто гладят по спинке.
А еще я люблю закапывать косточки под ковер. Вы думаете – это я от голода или от жадности? Ничего подобного. Закапывать косточки под ковер – увлекательнейшее занятие. Попробуйте сами, и вы меня поймете. Можно, конечно, закапывать косточки просто в песок. Но песок забивается в нос, когда засыпаешь ямку. Это неприятно.
Для начала нужно выбрать самую вкусную и красивую косточку. Естественно, после того, как она уже несколько раз обглодана до белизны. Потом выбрать подходящее место, желательно где-нибудь недалеко от края ковра. Потом выкопать ямку. Копать ямку в ковре – очень непростое дело. Можно копать весь вечер и не выкопать ничего, а иногда сразу получается завернуть край ковра и затолкать туда косточку. После этого нужно тщательно носом разгладить ковер. Самое большое удовольствие в этой игре – неожиданно находить зарытые и забытые клады.
Иногда мне удавалось одновременно хранить под ковром до десяти косточек сразу. Но каждый раз, когда Мама делала уборку, она разоряла мои тайники. И мне приходилось их восстанавливать.
8. Мой первый полет
Конечно, я никогда не считал себя заурядной собакой. Какой-нибудь серой посредственностью. Я весь беленький, красивый, храбрый и очень сообразительный. Папа как-то говорил, что у меня есть харизма. Я не знаю, что это такое. У меня есть только миска, матрасик и резиновая кукла с обгрызенными руками, которую я стащил у Девочки Люды.
А потом я понял, харизма – это когда люди при виде меня садятся на корточки и говорят:
– Ой-ой-ой, какой славненький, ах-ах-ах, какая лапочка! Чмок-чмок-чмок! На-на-на! – и показывают, будто бы у них в руках что-то очень вкусное для меня. (Вот этого – терпеть не могу. Нисколечко не верю обманщикам, а ноги сами собой ведут меня к ним, и хвост сам собой виляет. А вдруг и правда вкусное дадут?) Так что от этой харизмы у меня только неприятный осадок на душе.
