Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
Кабинщицу крайней кабины проходной звали Леночкой. Она была безусловно хороша той нестойкой прелестью молодости, что даётся часто на время и канет неизвестно куда. С утра она отдежурила у ворот.
– Закрой кабину и подежурь у ворот, – сказала ей старшая кабинщица.
Она безмолвно встала. "Пожалуйста. Всегда, пожалуйста". Длинноногая, стройная, с подчеркнутым безразличием юного лица. Но внешность, по мнению старшей кабинщицы, не в числе добродетелей девушки. Больше ценилось послушание. "У ворот, так у ворот". Машин с утра было мало, только проехал зим Главного, и он – или это ей только показалось – внимательно взглянул на неё.
“А что? Есть на что посмотреть". Она говорила о себе: "девочка-картинка". Когда с Наташкой, подругой, они идут по территории (в форме – зелененькие, точно попугаи – неразлучники), многие оглядываются. Наташка – тоже хорошенькая, и еще в школе их дразнили: принцесса белая и принцесса чёрная.
Когда пошёл основной поток, она вернулась в кабину. К работе кабинщицы она привыкла не сразу. Мелькание в первые дни доводило её до обморока.
– Терпи, невеста, – говорила ей старшая кабинщица, – работа у нас – не пыльная, а погляди – кто мимо идет? Инженера, кандидаты. Где ещё с ними познакомишься? На вечеринках, на танцах? Только они на танцы не ходят, у них занятые вечера.
Она и сама видела: вечерами окна КБ – сплошная иллюминация, и ей казалось, что там, за окнами – необычная чудесная жизнь. Но ей неплохо и здесь. За широким стеклом кабины она точно в раме портрета. Один ей дядечка так и сказал:
– Здравствуйте. Как дела, мадонночка?
Но что за несносный характер? Освоилась и потянуло куда-то.
– Куда? – говорила ей старшая кабинщица. – Не понимаешь ты, девка, своего счастья. Ну, хорошо, возьмут тебя в КБ, и будешь цельную жизнь одну и ту же гайку чертить, пока не станут руки дрожать и не появится у тебя лысина. Не веришь? Говоришь, не бывает? Хочешь, покажу? Конструкторша старая и с плешью.
Поток проходящих проходную оборвался точно по звонку, и для кабинщиц наступило время бумаг, микроканцелярщины, предшествующей передаче дежурств. Вот-вот она сменится, забежит в столовую и спать, – подумала Леночка. – Ненормальная всё-таки у неё жизнь, как у совы.
В кабине напротив колдовала Наташка. Леночка заперла свою. Зашла к подруге. Поправила волосы. Там в глубине кабины, в уголке – невидимое со стороны зеркальце.
– Сегодня ко мне такой глазастик пришёл, – сказала она, поворачиваясь перед зеркальцем, – не знаю, новенький или из другой кабины перевели? Чудо прелесть какой. Личико нежное, глазища огромные, серые. Совсем, – говорю, – что ли не соображаете? А он губы надул, брови насупил. Так бы и расцеловала при всех. За ним очередь волнуется. Звонок-то был. Записать, чтобы не важничал?
– Ты мне его покажи.
– Ещё чего.
– Ревнуешь, глупенькая, и вправду втрескалась. Знаешь средство от любви с первого взгляда? Взгляни второй раз. Ты ему позвони. Узнай отдел и через справочную.
– Очень надо.
Звонить она, конечно, не стала, а отдел посмотрела: двадцать пятый. Фамилия Мокашов. Борис, Боря, Боренька.
Корпус три Мокашов отыскал довольно-таки просто. Заблудился (вот уже действительно в трех соснах), выбрался без посторонней помощи и, поднявшись на четвертый этаж, отыскал кабинет начальника отдела Викторова[2].
– Вы по какому вопросу к Борису Викторовичу? – спросила его круглолицая секретарша.
– На работу, – живо ответил Мокашов, – по распределению.
– Подождите, – попросила секретарша, – товарищ с тем же.
И она указала на высокого человека лет тридцати, беседовавшего у окна. В глаза прежде всего бросалась его выразительная жестикуляция, да притаившаяся в уголках губ ирония и к окружающим и к себе. Собеседник его был невысок, высоколоб, на редкость смешлив.
– Захожу я с этим заявлением к Петру Федоровичу, – рассказывал высокий.
– Документик этот требуется подписать, говорю. А он очки надел, читал, читал. Если вы из-за денег, говорит, то не советую. Точно нужен мне его паршивый совет.
– Вот и выявил ты попутно свое лицо, – рассмеялся высоколобый. – Только это, оказывается, и не лицо, а совсем иная часть тела.
От студенческих лет у Мокашова осталась привычка находить во встречных черты животных. Так, высокий напомнил ему рыбу. "Рот у него такой, – догадался Мокашов, – тонкий, концами вниз". Собеседник его короткой, подрагивающей при смехе губой отчетливо напоминал сайгака.
– Сейчас вы пойдете, Вадим Палыч, – сказала ему секретарша, и он согласно кивнул.
– Так чего ты уходишь? – спросил он высокого.
– Юмора не хватает, – ответил тот и руками показал. – Смотрю я на ваши кульбиты и не смешно. А не смешно, следовательно, сам понимаешь, тошно. Я уже…
В этот момент дверь в кабинет отворилась, и Вадим Палыч, кивнув, пошёл.
– Оформляетесь на работу? – спросил Мокашов высокого.
– С точностью до знака, – небрежно ответил тот. – Маша, я тоже зайду.
– Входите, входите, – закивала секретарша, и Мокашов вошёл следом.
– Садитесь, пожалуйста.
Они сели, и Мокашов стал рассматривать кабинет. Кабинет, как кабинет – ничего особенного. Над огромной, во всю стену грифельной доской часы в деревянном футляре. Вдоль стены длинный полированный стол. Впритык к нему небольшой письменный, с малиновым сукном и плексигласом сверху.
На столе ничего лишнего. Папка с бумагами на подпись. Под плексигласом список телефонов. Точеные карандаши в деревянном стаканчике. На столе крохотный листочек бумаги, на котором начальник отдела Борис Викторович Викторов размечал ритм своего дня. Перекидной календарь с пометками и бумага, на которой пишет БэВэ. Так его зовут за глаза в отделе, сокращая имя и отчество.
Когда он пишет, то наклоняет голову к плечу. У него большая красивая голова, а глаза – холодные, внимательные.
– В КИСе вам делать нечего, – говорит он стоящему перед ним Вадиму Павловичу, – только мешаться будете.
– Мы же совсем объекта не видим, – возразил тот. – Рассчитываем, управляем в полёте, а как он действительно выглядит, не представляем.
– А зачем видеть? У вас должно быть воображение. Думаете, физики видят электрон? У вас всё?
– С понедельника испытания, Борис Викторович.
– Какие испытания? – Викторов откинулся на спинку стула, посмотрел испытующе. – Испытания чего?
– "Узора". От отдела требуется представитель.
– Разве мы записаны?
– А нас все, кому не лень, записывают. Мы в графике.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89