Бом напоминает нам, что даже процессы абстрагирования, посредством которых мы создаем свои иллюзии отделенности от целого, сами суть выражения холодвижения. В конечном счете, мы приходим к пониманию того, что любое восприятие и познание, включая научную работу — это вовсе не объективное воссоздание реальности, а, скорее, творческая деятельность, которую можно сравнить с художественным выражением. Мы не можем измерить подлинную реальность; на самом деле, сама суть реальности — в ее неизмеримости 1.
Голографическая модель предлагает революционные возможности для нового понимания отношений между частями и целым. Более не ограниченная пределами логики традиционной мысли, часть перестает быть всего лишь кусочком целого, но при определенных обстоятельствах отражает и содержит в себе целое. Мы, как индивидуальные человеческие существа — отнюдь не изолированные и незначительные ньютоновские сущности; скорее, каждый из нас, будучи совокупным полем холодвижения, также представляет собой микрокосм, отражающий и содержащий в себе макрокосм. Если это так, тогда каждый потенциально способен иметь прямой и непосредственный эмпирический доступ буквально к любому аспекту Вселенной, и наши способности расширяются далеко за пределы органов чувств.
Действительно, существует много интересных параллелей между работой Дэвида Бома в области физики и работой Карла Прибрама в области физиологии высшей нервной деятельности. После десятилетий интенсивных исследований и экспериментов этот знаменитый нейрофизиолог пришел к выводу, что объяснить загадочные и парадоксальные наблюдения, касающиеся функций мозга, можно лишь действием голографических принципов. Революционная модель мозга, разработанная Прибрамом, и теория холодвижения Бома имеют далеко идущие следствия для нашего понимания человеческого сознания, которые мы только начали переводить на уровень личности.
В поисках скрытого порядка
Природа полна духа,
полна Божественного,
так что ни одна снежинка не избежит
руки Творца.
Генри Дэвид Торо
Откровения, касающиеся ограниченности ньютоновской науки и насущной необходимости более широкого мировоззрения, появились практически во всех отраслях знаний. Например, Грегори Бэйтсон, один из самых оригинальных теоретиков нашего времени, бросил вызов традиционным представлениям, продемонстрировав, что все границы в мире иллюзорны, и что умственная деятельность, которую мы обычно приписываем исключительно людям, встречается в природе повсюду, включая животных, растения и даже неорганические системы. В своем высоко творческом синтезе кибернетики, теории информации и теории систем, антропологии, психологии и других областей науки он показал, что разум и природа составляют неделимое единство.
Британский биолог Руперт Шелдрейк выступил с резкой критикой традиционной науки, предложив взглянуть на проблему еще под одним углом. Он обратил внимание на тот факт, что в своих целеустремленных поисках «энергетической причинности» западная наука пренебрегла проблемой формы в природе. Он указал, что изучение одной лишь материи не в большей степени способно объяснить, почему в природе существуют порядок, форма и смысл, чем осмотр строительных материалов собора, замка или жилого дома может объяснить конкретные формы этих архитектурных сооружений. Шелдрейк высказал предположение, что формы в природе управляются тем, что он назвал «морфогеническими полями», которые современная наука не способна обнаружить или измерить. Это означало бы, что все научные исследования прошлого полностью пренебрегали измерением, которое абсолютно необходимо для понимания природы реальности2.
Общий момент всех этих и других новых теорий, предлагающих альтернативы ньютоновскому мышлению, состоит в том, что они рассматривают сознание и творческий разум не как производные материи — точнее говоря, нерофизиологических процессов в мозге — а как важные изначальные атрибуты всего сущего. Исследование сознания, некогда считавшееся лишь бедным родственником естественных дисциплин, быстро становится центром внимания науки.
Переворот в сознании и новое научное мировоззрение
Наше обычное бодрствующее сознание, или рациональное сознание, как мы его называем — это всего лишь один особый тип сознания, тогда как повсюду рядом с ним, отделенные от него тончайшей из перегородок, лежат потенциальные формы совершенно иного сознания… Никакое объяснение Вселенной во всей ее полноте не может быть окончательным, если оно оставляет в стороне эти другие формы сознания.
Уильям Джеймс
Современная глубинная психология и исследования сознания во многом обязаны швейцарскому психиатру К.Г. Юнгу. В течение всей своей жизни, отданной систематической клинической работе, Юнг показывал, что фрейдовская модель человеческой психики слишком узка и ограниченна. Он собрал убедительные свидетельства того, что нам следует смотреть намного дальше личной биографии и индивидуального бессознательного, чтобы хотя бы начать постигать подлинную природу психики.
Одним из самых известных достижений Юнга стала концепция «коллективного бессознательного» — огромного хранилища информации об истории и культуре человечества, доступного каждому из нас в глубинах нашей собственной психики. Кроме того, Юнг выявил фундаментальные динамические паттерны, или изначальные организующие принципы, действующие как в коллективном бессознательном, так и во всей Вселенной. Он назвал их «архетипами» и описал их воздействие на отдельных людей и на человеческое общество в целом.
Особенно интересны исследования Юнгом явления синхронности, которое мы позднее рассмотрим более подробно. Он обнаружил, что психологические события на индивидуальном уровне, например сны или видения, нередко образуют паттерны значимого совпадения с различными аспектами общепринятой реальности, которые нельзя объяснить с точки зрения причины и следствия. Это наводит на мысль о том, что мир психики и материальный мир — вовсе не две раздельные сущности, и что они тесно переплетаются друг с другом. Таким образом, идеи Юнга бросают вызов не только психологии, но и ньютоновским представлениям о реальности и западной философии науки. Они показывают, что сознание и материя находятся в постоянном взаимодействии, упорядочивая и формируя друг друга. Должно быть, именно такое взаимодействие имел в виду поэт Уильям Батлер Йитс, говоря о событиях, в которых «невозможно отличить танцора от танца».
Примерно в то же время, когда мы начинали совершать важный прорыв в физике, открытие ЛСД и последующие исследования психоделиков открыли новые революционные направления в изучении человеческого сознания. В пятидесятые и шестидесятые годы резко возрос интерес к восточным философским учениям и практикам, шаманизму, мистицизму, эмпирической психотерапии и другим глубинным исследованиям человеческой психики. Изучение смерти и процесса умирания дало некоторые крайне интересные данные о связи между сознанием и мозгом. Вдобавок к этому происходило возрождение интереса к парапсихологии, в особенности, к исследованиям экстрасенсорного восприятия (ЭСВ). Новые данные о человеческой психике получали и лаборатории, которые экспериментировали с такими современными методами изменения сознания, как сенсорная изоляция и биологическая обратная связь.
