Выронив телефонную книгу, позволив ей болтаться на металлическом тросике, он прижался лбом к прохладному стеклу.
Наткнулся взглядом на клавиатуру.
И улыбнулся сладостному осознанию.
Я знаю свой домашний номер телефона.
Прежде чем снять трубку, настучал номер несколько раз для полной уверенности, и тот возникал под кончиками пальцев с механической отработанностью мышечной памяти.
Позвонит за счет абонента, уповая на бога, что дома кто-нибудь есть – подразумевая, что у него кто-нибудь есть. Конечно, ему придется назваться каким-нибудь именем, пусть хотя бы ненастоящим, но, может быть, его узнают по голосу и примут звонок.
Он снял трубку и поднес к уху.
Нацелил палец на «0».
Никакого гудка.
Несколько раз постучал по рычагу, но ничего не произошло.
Он сам изумился тому, насколько быстро накатила ярость. Грохнул трубку на рычаг – восходящий поток страха и злости, в поиске путей выхода взбухающий, как пламя. Отвел правую руку, собираясь врезать кулаком в стекло, и к черту костяшки, но боль в сломанных ребрах пронзила его навылет, обрушив скорчившимся на пол телефонной будки.
Теперь пульсация в основании черепа вздыбилась.
В глазах все раздвоилось, расплылось, а затем потемнело…
* * *
Когда он снова открыл глаза, будка была погружена в тень. Ухватившись за металлический тросик, прикрепленный к телефонной книжке, вскарабкался на ноги. Через грязное стекло увидел верхний сегмент солнца, соскальзывающего за скалистый гребень, ограждающий городок с запада.
И едва оно скрылось, как температура упала на десяток градусов.
Все еще помня собственный номер телефона, он несколько раз выстучал его на клавиатуре для подстраховки и снова снял трубку проверить, не появился ли гудок. Молчание, не считая едва уловимого шороха белого шума, просачивающегося по линии, которого прежде вроде бы не было слышно.
– Алло? Алло?
Он повесил трубку и снова поднял телефонный справочник. В первый раз он изучал фамилии, нащупывая любое словечко, способное столкнуть память с мертвой точки или пробудить какое-нибудь чувство. Теперь же просматривал имена, ведя пальцем по странице сверху вниз и пытаясь игнорировать боль в основании черепа, уже подползающую сызнова.
Первая страница – ничего.
Вторая страница – ничего.
Третья – ничего.
На шестой его палец задержался.
СКОЗИ Мак и Джейн
403 В 3-я ул. ЗСосны 83278……… 559–0196
Быстренько пробежал оставшиеся две страницы – Скози оказался единственным Маком, числящимся в телефонном справочнике Заплутавших Сосен.
Толкнув плечом складную стеклянную дверь, он вышел из будки в ранний вечер. Теперь, когда солнце опустилось ниже кольца скал, свет стремительно утекал с небосвода, и температура начала падать.
Где я буду сегодня ночевать?
Он заковылял по тротуару, чувствуя, как часть сознания просто криком кричит, что надо идти прямиком в больницу. Он болен. Обезвожен. Голоден. Дезориентирован. Без гроша. Все тело болит. А дышать все труднее от парализующей боли, вспыхивающей в ребрах всякий раз, когда к ним прижимаются наполняющиеся воздухом легкие.
Но что-то в нем упорно сопротивлялось мысли идти в больницу, и, продвигаясь прочь от центра к жилищу Мака Скози, он понял, что именно.
Снова… страх.
Не знал, почему. Бессмыслица какая-то. Но не хотел даже близко подходить к этой больнице.
Только не в нынешнем состоянии. И вообще ни в каком.
Страх диковиннейшего рода. Неопределенный. Будто идешь по лесу ночью, не зная, чего именно следует бояться, а страх тем временем усугубляется именно своей загадочностью.
Два квартала на север вывели его на Третью улицу, и, сворачивая на тротуар и направляясь на восток, прочь от центра, он ощутил необъяснимое теснение в груди.
На первом почтовом ящике, который он миновал, значилось «201».
Он прикинул, что жилище Скози всего в паре кварталов.
Чуть впереди на траве двора играли детишки, по очереди пробегая через струю разбрызгивателя. Стараясь идти ровно, не горбясь, но все-таки невольно оберегая правый бок от сотрясения ребер, он направился к их оградке.
При его приближении дети безмолвно застыли, беззастенчиво тараща на него глаза, полные любопытства с примесью настороженности, от которой ему стало не по себе.
Он пересек очередную дорогу, еще более замедлив шаг в следующем квартале, проходя под ветвями трех огромных сосен, нависших над улицей.
Как раз число живописных «викторианцев», населивших этот квартал, где все начинается на тройку.
Скози будет следующим.
Ладони его взмокли, а пульсация в затылке уже звучала, как бум-бум-бум басового барабана, погребенного глубоко под землей.
Две секунды двоения в глазах.
Он крепко зажмурился, а когда открыл глаза вновь, зрение было в порядке.
На следующем перекрестке остановился. Пересохший рот будто ватой набили. Каждый вздох давался через муку, желчь подкатывала под самое горло.
Все это обретет смысл, когда ты увидишь его лицо.
Должно обрести.
Он сделал осторожный шажок на улицу.
С наступлением вечера холод начал стекать с гор в долину, понемногу наполняя ее.
Лучи солнца на вершинах придавали скалам, обступившим Заплутавшие Сосны, розоватый оттенок под стать темнеющему небосводу. Он попытался узреть в этом красоту и трогательность, но мэка воспрепятствовала этому.
Пожилая чета двигалась прочь от него, спокойно прогуливаясь рука об руку.
В остальном улица была пуста и безмолвна, шум центра совсем стих.
Он пересек гладкую черную полосу асфальта и ступил на тротуар.
Почтовый ящик 401 был прямо впереди.
403-й следующий на очереди.
Теперь приходилось все время щуриться, чтобы отогнать двоение в глазах и пронзительную пульсацию мигрени.
Пятнадцать мучительных шагов, и вот он стоит перед черным почтовым ящиком 403.
СКОЗИ.
Он восстановил равновесие, крепко ухватившись за острые концы штакетника.
Протянув руку, отпер калитку и толкнул ее обшарпанным носком черной туфли.
Под скрип петель она распахнулась.
Легонько ударившись о забор.
Дорожка из разноцветного старинного кирпича, будто лоскутное одеяло, вела к веранде с парой кресел-качалок, разделенных кованым железным столиком. Сам дом был пурпурным с зеленой окантовкой, и сквозь тонкие занавески виднелся свет внутри.
