Спокойная улыбка с ее стороны:
— Ради этого, конечно, стоило становиться хирургом.
Она слегка прикоснулась пальцами к его груди, ближе к плечу, где болело, — к месту выхода луча, залепленному круглым пластырем. Ею же после операции и залепленному.
— Откуда на этот раз упал? С крыши?
— Почти угадала.
— И прямо на лучевик?.. Производственная травма? Вместо ответа ронин спросил:
— Где мы?
— У меня.
Он глядел вопросительно: для подобного рода клиентов с «производственными травмами» у нее имелось особое помещение, хорошо ему знакомое. Она как будто смешалась, словно вполне уместный вопрос в его взгляде ее смутил. Сказала, отведя глаза:
— Я переоборудую лабораторию. Там сейчас, можно сказать, ремонт. Поэтому пришлось устроить тебя здесь.
«В твоей спальне?» — чуть не ляпнул он и осекся, мысленно обозвав себя болваном. Дорожка оказалась еще более скользкой: с Жен все могло быть только очень серьезно. Такого он не мог позволить себе и раньше. Никогда не мог. Обратная сторона профессии — ничего серьезного, близкого, дорогого. Такого, на что тебя можно было бы «взять», подсечь. Тем паче — теперь, когда на него открыта охота. И неясно пока — кем именно открыта. С этим пора было разбираться.
— Долго я провалялся? — спросил он, поглядывая на левое запястье: коминс — незаменимый напарник, часы, секретарь, переговорное устройство, личный комп и много еще чего «в одном флаконе» — показывал полшестого утра. Ронин прислушался к организму:
самочувствие довольно бодренькое, исключая отголоски боли в груди. Организм, обрадованный вниманием, сигнализировал, что не прочь был бы чем–нибудь подкрепиться.
— Ты отсутствовал двадцать девять часов и пятьдесят четыре минуты. Наркоз, регенерация. Зато теперь уверенно идешь на поправку, — ответила Жен, поднимаясь. — Я тебя ненадолго оставлю. Сейчас будет завтрак.
— Пришли заодно одежду! — крикнул он ей вдогонку и, подумав мгновение, набрал на коминсе номер.
Он предпочел бы разбудить — приятная мелкая месть. Но ответили сразу:
— Да.
— Это Дик. Работу сделал.
— Знаю. Почему не звонил?
«А то ты не в курсе», — подумал ронин и ответил:
— Засиделся в библиотеке.
Молчание. Все–таки не в курсе?.. И наконец:
— Я все выясню. Книги за мой счет.
— Контракт?
— Закрыт. Деньги тебе сегодня поступят. Жди. — И резкий отбой.
А до сих пор, выходит, не перевел. Ждал звонка? Возможно. Не в надежде ли, что переводить солидную сумму уже некому? Ладно. Идем дальше.
Коминс длинно потрескивает. На сей раз не отвечают долго.
— Алло?
Разбудил–таки. Это уже не месть, это необходимость.
— Здорово.
— Хай.
Ром. Напарник и старый друг. Старый и… Ну да,
выходит, что единственный.
— Спишь, что ли?
— Сплю. Какие проблемы?
— Меня позавчера чуть не отправили. Интересуюсь — кто.
— Где?
— На конкурсе эрудитов. Сутки прокопался в библиотеке. Нужен твой совет.
Глубокий вздох человека, отрывающего волевым усилием голову от теплой подушки и едва глядящего, продрав глаза, на часы.
— Хорошо. Попробую выяснить.
— Желательно сейчас.
— Этого не обещаю.
— Не исключено, что теперь возьмутся и за тебя.
Так что постарайся.
— Ладно, уговорил. Ты где сейчас?
— Все еще в библиотеке.
— Выходить уже можешь?
— Придется. Я сейчас быстро завтракаю и встречаюсь с тобой через сорок минут в «Стекле».
— Завтракаешь?.. — Буквально.
Завтрак и впрямь уже пожаловал: серебряный диск — по сути миниатюрный флаер, выполненный в виде подноса, плавно пересек спальню, выпустил «посадочные ноги» и остановился перед ронином, демонстрируя ему скудную картину, не вызвавшую в голодном организме особого энтузиазма: овощной салат, два яйца и бокал с чем–то белым. Времена, когда вид любой натуральной пищи заставлял его рот наполняться слюной, давно канули в Лету.
Ронин был выходцем с первой Земли — колыбели человечества, своего рода матрицы для сотен обитаемых миров, освоенных людьми в давно завершившуюся эру массовых космических перелетов. Открытие телепортации — мгновенного перемещения живых объектов и материальных ценностей практически на любые расстояния — положило начало новой эре: поскольку попасть на другую планету стало, по сути, не сложнее, чем шагнуть в соседнюю комнату, а на многих из них имелись города–столицы с прежними названиями, постепенно Земля как бы размазалась по Галактике, стала, так сказать, дискретной. Когда путешествие из одной столицы в другую с тем же названием стало отличаться от вояжа в соседний город на той же планете лишь существенной разницей в цене, произошло наконец окончательное разъединение общественных слоев, и до того тысячелетиями живших словно на разных планетах: обитаемые миры разделились на три основных категории — планеты–люкс, планеты–труженики и планеты–парии. При этом Земля–прародительница, выжатая человечеством до дна, скатилась вскоре в третью категорию. Жесткие условия жизни на париях делали их поставщиками лучших в галактике солдат, охранников, телохранителей и разного рода убийц.
— Трапеза аскета, — пробурчал ронин, берясь за вилку.
— Для тех, кто имеет обыкновение падать с крыш, предпочтителен легкий завтрак.
Жен положила рядом на постель стопку одежды. Не поленилась собственноручно принести — надо же.
«Столик» с остатками завтрака снялся с кровати.
— Еще бы ополоснуться. Можно?
— Только осторожно. Душ налево. Давай помогу.
— Спасибо. Дальше я сам.
Они почти не разговаривали до тех пор, пока не оказались у дверей в гараж. Прежде чем поцеловать ее по–приятельски в щеку, он сказал еще раз:
— Спасибо. — И дежурный вопрос: — Сколько я тебе должен?
Пауза. Короткий вздох:
— Как всегда.
Стало быть, «особые условия» лечения ему следует воспринимать как дружеский жест, возможно — как знак личного внимания. А может быть, их следовало отнести к категории «постоянным клиентам скидки»? Сейчас ронин предпочел бы второй вариант, поскольку личное внимание не ограничивается, как правило, единичным жестом. А он собирался обратиться к ней еще с одной просьбой.
В небольшом гараже стояли две машины: его серебристо–серый «Мустанг» — тачка не новая, но надежная и маневренная — смотрелся как неуклюжий прогл рядом с ее изящной, словно удлиненная бусина, «Феррари–Супрой». Когда–то он задал Жен глупый вопрос:
