Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
Большую часть времени Жаклин проводила в Швеции. Но пять из двенадцати месяцев отдавала другим странам Европы. В основном северным. Своей родине и детским воспоминаниям в Исландии, новому дому сестры в Дании, Финляндии с постоянной комнатой в отеле. Помимо Скандинавии часто навещала и те страны, языки которых умела свободно использовать: Чехию, Германию, Австрию. Иногда навещала и более теплые южные уголки европейского полуострова. Больше всего любила отдыхать в Греции. К ней ее тянула какая-то необъяснимая сила и обаяние древности. Но там она любила именно что отдыхать. В остальных странах она работала, хотя и не переставала набрасывать пометки о путешествиях в Европе, за пределы которой так ни разу и не выбралась.
– Но это была Дания, – судя по голосу, огорчилась Софи. – Значит, ты отдыхала там…
– Я там работала.
– И не могла навестить родную сестру? – возмутилась она, избегая слова, которое четче описывает их родство – близнецы.
– Нет, потому что я работала, – настаивала на правде Жаклин, потому что лгать просто не умела.
И все же сестра привыкла подвергать сомнениям ее высказывания. Она единственная не замечала странности той.
– Тебе у меня не нравится?
– Нет, – открыто призналась Жаклин.
Слишком броское в розовых и персиковых тонах окружение откровенно ее раздражало.
– Видимо, у меня не хилая аллергия на такие цвета, – посчитала нужным пояснить она.
Дом Софи лопался от всевозможных инноваций в технике. Она приобретала приспособления для всего. Даже приспособления для приспособлений. Девушка умела находить способ истратить зарплату в три счета без надежды на небольшое накопление на что-то крупное. Она видела прелесть в мелочах. Крупное же угнетало, от него веяло чем-то обязывающим.
– Хотела бы я посмотреть, как живешь ты, – попыталась намекнуть София.
– Да, – только и ответила Жаклин.
– Да, ну что ж… Если не хочешь меня приглашать, я могу приехать без приглашения. Знаю, как это трудно тебе дается…
– Нет, не трудно. Я просто не хочу тебя приглашать, – совершенно беззлобно сказала она. – Да тут и не на что особо смотреть.
Она бросила взгляд на почти тюремную ванную, огороженную от комнаты почти прозрачной ширмой. С потертой серой плиткой и крошащимся полом, ржавыми ножками на обозрение. Нигде в мире она не чувствовала большего комфорта.
– Действительно нечего, – заключила она. – Разговор закончен? Потому что если закончен, то предупреди прощальным словом. В противном случае возникнет риск ситуации…
– Ничего, я просто хотела узнать как у тебя дела, только и всего.
– Тогда ладно.
– Так как?
– Что как?
– У тебя дела.
– Ну, – растерялась Жаклин. – Это вопрос метафорический или обязывает к ответу?
– Второе. Я хочу услышать от тебя хоть какую-нибудь реплику.
– Тогда нормально. Теперь все?
– Не хочешь поинтересоваться, как дела у меня? Так, хотя бы вежливости ради.
– Этот вопрос несет в себе негатив.
– Джерри меня бросил, – дрогнул ее голос. – Он мне изменил.
– О, – коротко отреагировала она. – Досадно.
– Сначала я нашла номер в записной книжке, затем позвонила на него. Ответила женщина и представилась его коллегой. На первое время это меня грело, но затем я вскрыла его переписку и… Там были такие гадости, даже передать сложно.
– Гадости? – нахмурилась Жаклин. – Касаемо половых сношений либо в прямом смысле? Это синоним или слово с ярко выраженной окраской? Эвфемизмом это назвать сложно.
– Первое, – остановила устный поток сестры София. – В общем, я от него ушла.
– Это должно быть по настоящему сильным для тебя ударом, ведь по сравнению с другими связями эта продлилась довольно долго. Пять месяцев для тебя действительно большой срок, если учитывать, что четыре предыдущих больше месяца не сохранялись.
– Мы говорим не о замороженных стейках, Жак! Я видела его своим супругом, отцом моих детей.
Ее слова прерывал стук клюва о балконное стекло. Жаклин положила трубку, чтобы приоткрыть окно, а когда вернулась, поняла, что существенных изменений не произошло.
– … с этой шлюхой! Прямо в моей кровати. А он казался мне таким порядочным. Я думала, он меня уважает. Ведь он почти на руках меня носил.
Жаклин поставила телефон на громкую связь и отправилась на кухню за новой порцией кофе. Гнев Софи прорывался сквозь бурление воды отрывками.
– Это ведь… меня первый… я его даже… он мне совсем не нра… он убедил меня… я пове… он обещал, что… ведь в нем ничего… он мало зара… не красавец… и не такой уж умный… все, что он мне обе… это уважение и преданность… мне больше … и этого теперь … как только я в него…
На последней фразе Жаклин взяла трубку, положила на плечо и зажала ухом.
– Ты ничего не хочешь добавить? – срывался голос девушки. – Утешить меня, например? У меня сердце разбито, и ты единственный родной мне человек. Теперь единственный.
– Как же мать?
– Не мать, а мамочка, – строго исправила сестру Софи. – Она в тысячах от нас километрах. Территориально ты ближе.
– Но если я не ошибаюсь, на телефонные разговоры пространственные ограничения особо не влияют.
– Конечно, ошибаешься! Мне бы хотелось, чтобы ты была рядом. То есть я и так тебя чувствую, но если ты положишь руку мне на плечо, это по-настоящему меня обяжет. Или хотя бы сделаешь вид, что тебе не все равно. Ведь тебе все равно? И не притворяйся, что…
Жаклин размешивала кофе пластмассовой ложкой. Она не умела притворяться, и сестра прекрасно это знала. Заиграла более привычная ее слуху музыка – монофония мобильного.
– Мне нужно идти, – прервала поток сестры она. – Если есть что-нибудь информативное, можешь позвонить через три минуты. Разговор с коллегами в среднем длиться именно столько. Так что?
– Что? – было слышно, как хмурится Софи.
– Уже, – бросила взгляд на часы она, – восемь с половиной минуты я слышу одну новость в разных вариациях. Если есть что-то…
– Жак, меня предали! Я не смогу справиться одна! Что если я покончу с собой? Что если через день тебе придется рассматривать мое дело? Вынимать мое тело из петли?
– Судя по тону это крупное преувеличение. К тому же люди склонные к суициду в действительности о планах сообщают лишь в пяти процентах. Не думаю, что ты в них входишь.
Софи замолчала, и Жаклин поспешила вернуть трубку рычагу, прежде чем та опомнится.
На экране мобильного высвечивалось имя старшего следователя Уве Ингмана. О расследовании он узнавал первым после секретаря отдела, а уже затем сообщал девушке. В свою очередь она созывала команду, чтобы отправится на место преступления немедленно. Ей доверяли не только по причине профессионализма и даже какого-то педантичного перфекционизма, но потому что кроме работы у нее ничего не было. Она не пыталась придумать отговорки связанные со здоровьем члена семьи либо торжества у родственников. Она не отмечала праздников, а поэтому могла появиться на месте преступления даже в Рождество. Ей некого было оставлять, и она могла отправиться в любой уголок Европы. Более того у нее были минимальные потребности, минимальные требования. Она довольствовалась любыми условиями, предложенными страной – заказчиком. Своя полиция есть в каждом государстве, но не в каждой находились те, кто умел работать круглосуточно, без пищи и сна. Она не числилась полицейским, потому что не имела образования. В конторе ей присудили звание старшего детектива, но неформально, и никакая бумага этого не подтверждала. Ее могли уволить в любую минуту.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
