Все мои дедушки родились в Фуцзяни, но в 1920-1930-х годах они по разным причинам сели в лодки и отправились на Филиппины, где, как им казалось, было больше возможностей. Отец моей мамы - добрый, кроткий школьный учитель - ради поддержания семьи стал торговать рисом. Он не был религиозен, в бизнесе особо не преуспевал. Его жена, моя бабушка, была необычайной красавицей и благочестивой буддисткой. Несмотря на антиматериалистическое учение бодхисатвы Гуаньинь (Персонаж китайской мифологии, божество в женском обличии, спасающее людей от всевозможных бедствий), ей всегда хотелось, чтобы её муж был более успешным.
Отец моего папы, добродушный торговец рыбной пастой, также не был религиозным и успешным в бизнесе. Его жена, моя бабушка Леди Дракон, сколотила состояние после Второй мировой войны - сначала на пластике, а затем на инвестициях в золотые слитки и бриллианты. Разбогатев - в этом ей помогло производство пластиковой упаковки для Johnson&Johnson, - она переехала в большое поместье в одном из самых престижных районов Манилы. Вместе с моими дядьями она принялась скупать стеклянные вещицы Тиффани, Мэри Кассат и Брака, а также квартиры в Гонолулу. Ещё она стала протестанткой и пользовалась столовыми приборами вместо палочек, чтобы больше походить на американцев.
Моя мама родилась в Китае в 1936 году и приехала на Филиппины, когда ей было два года. Во время японской оккупации Филиппин в младенчестве умер её брат, и я никогда не забуду, как она описывала японских солдат, которые держали открытым рот её дяди, чтобы вода могла беспрепятственно течь в его горло, и смеялись, что он вот-вот лопнет, словно слишком надутый воздушный шар. Моя мать помнит, как бежала за американскими джипами, когда в 1945 году генерал Дуглас Мак-Артур освободил Филиппины, и дико радовалась, поскольку солдаты-освободители разбрасывали по округе банки с тушёнкой. После войны моя мать поступила в среднюю школу к доминиканцам, где и стала католичкой. В конечном итоге она окончила Университет св. Томаса круглой отличницей и получила красный диплом по специальности "химическое машиностроение".
Мой отец был из тех, кто хотел эмигрировать в Америку. Блестящий математик, влюблённый в астрономию и философию, он ненавидел предательский и стяжательский мир своей семьи и пластикового бизнеса и наотрез отказывался от любого плана, который строили на его счета. Ещё, будучи мальчишкой, он отчаянно хотел добраться до Америки, и, когда Массачусетский технологический институт принял его заявление, мечта сбылась. В 1960-м он сделал предложение моей маме, и позже, в том же году, они переехали в Бостон, не зная в Америке ни души. Живя только на студенческие стипендии, они первые две зимы никак не могли согреться и заворачивались в одеяла, чтобы было теплее. Свою кандидатскую диссертацию мой отец защитил меньше чем за два года и стал ассистентом профессора в Университете Пердью в Уэст-Лафайетте, штат Индиана.
Живя на Среднем Западе, я и три моих младших сестры понимали, что мы отличаемся от остальных. Мы смиренно таскали в школу китайскую еду в термосах, а я так хотела бутербродов с ветчиной, которые ели мои сверстники! Дома мы должны были говорить по-китайски - в наказание, за каждое случайно произнесённое английское слово мы получали удар деревянной палочкой. Каждый вечер мы зубрили математику и играли на фортепиано; нам никогда не разрешали оставаться у друзей с ночёвкой. Каждый вечер, когда мой отец возвращался домой с работы, я забирала его ботинки и носки и приносила ему тапочки. Наши дневники должны были быть идеальными; в то время как наших друзей хвалили за четвёрки, для нас было немыслимо получить пять с минусом. В восьмом классе я заняла второе место в историческом конкурсе и пригласила семью на церемонию награждения. На этой же церемонии награждали кого-то, кто выиграл премию Киваниса. (Национальная школьная премия за особые достижения в науках) После этого отец сказал мне: "Никогда больше не позорь меня так".
Слушая подобные истории, мои друзья часто предполагают, что у меня было ужасное детство. Но это совсем не так. В своей особенной семье я нашла поддержку и доверие. Мы вместе были иноземцами, мы вместе открывали Америку, в процессе становясь американцами. Я помню, как мой отец работал каждый день до трёх часов ночи - так усердно, что даже не замечал, когда кто-то из нас входил в комнату. Но также я помню, как счастлив он был, знакомя нас с такос, сэндвичами с говядиной, Dairy Queen (Популярное в США мороженное) и шведским столом, не говоря уже о катании на санках и лыжах, ловле крабов и походах. Я помню мальчишку из выпускного класса, который делал "азиатские" глаза и ржал над тем, как я произношу слово “ресторан" (“рестОУран") - в то время я как раз сражалась со своим китайским акцентом. Но также я помню герлскаутов и хулахупы, американские горки и публичные библиотеки, победу в конкурсе сочинений от организации “Дочери американской революции" и гордость от того, что в один знаменательный день мои родители натурализовались.
В 1971 году мой отец принял предложение калифорнийского университета в Беркли, мы упаковали вещи и переехали на Запад. Мой отец отрастил волосы и начал носить пиджаки с пацификом на лацкане. Затем он заинтересовался коллекционированием вин и построил для этого погреб на тысячу бутылок. Поскольку благодаря своей теории хаоса папа стал известен, мы начали путешествовать по миру. Свой первый год в средней школе я провела в Лондоне, Мюнхене и Лозанне, а ещё папа свозил нас на Северный полюс.
Но мой отец был также китайским патриархом. Когда зашла речь о поступлении в колледж, он заявил, что я буду жить дома и ездить в Беркли (куда меня уже приняли), и никак иначе. Никаких кампусов и никакого права выбора. Не подчинившись ему, как сам он не подчинился своей семье, я "забыла" о его предписании и втайне подала заявление в известный колледж на Восточном побережье. Когда я сказала отцу, что именно сделала - и что меня приняли в Гарвард, - его реакция меня удивила. Буквально за ночь он прошёл путь от гнева к гордости. Позже он был в равной степени горд, и когда я окончила Гарвардскую школу права, и когда Мишель, его средняя дочь, закончила Йель. Как никто другой он гордился (хотя, возможно, и немного грустил), когда его третья дочь Кэтрин уехала из дома в Гарвард, чтобы окончить его доктором медицины.
Америка меняет людей. Когда мне было четыре года, папа сказал: "Ты выйдешь замуж за белого только через мой труп". Но закончилось все тем, что я вышла замуж за Джеда, и теперь они с отцом лучшие друзья. Когда я была ребёнком, мои родители не сочувствовали инвалидам. В большинстве азиатских стран увечья - это позор, поэтому, когда моя самая младшая сестра Синтия родилась с синдромом Дауна, мама плакала буквально каждый день, а некоторые наши родственники уговаривали нас отправить Синтию в специализированный интернат на Филиппинах. Но моя мать встретилась с дефектологами и другими родителями детей-инвалидов и уже вскоре проводила дни, терпеливо разгадывая вместе с Синди головоломки и обучая её рисованию. Когда сестра пошла в начальную школу, мама учила её читать и зубрила вместе с ней таблицу умножения. На сегодня Синтия - обладательница двух золотых медалей по плаванию, заработанных на Паралимпийских играх.
Единственное, что заставляет меня слегка жалеть и переживать о том, что я не вышла замуж за выходца из Китая, так это то, что я пустила по ветру четыре тысячи лет цивилизации. Но большая часть меня чувствует огромную благодарность за те творческие возможности и свободу, что дала мне Америка. Мои дочери не чувствуют себя здесь чужаками. А я иногда чувствую. Но для меня это не столько бремя, сколько привилегия.
