Однако даже ее глаза не могли не заметить светового пятна, должно быть отбрасываемого мерцающим экраном телевизора с выключенным звуком на дальней стене. Вики остановилась, продолжая сжимать в руке свое страшное импровизированное оружие, и наклонила голову, уловив хорошо знакомый запах лосьона после бритья в смеси... ну да, с сыром.
Внезапное облегчение едва не свалило ее с ног.
— Что, черт бы тебя подрал, ты делаешь здесь в такое время, Селуччи?
— А ты как думаешь? — насмешливо отозвался знакомый голос. — Смотрю, выключив звук, какую-то идиотскую киношку и поедаю чипсы весьма сомнительной свежести. Скажи, Бога ради, как долго они у тебя пролежали?
Вики нащупала стену, затем провела пальцами в поисках выключателя верхнего света. Прищурившись сквозь слезы, набежавшие на глаза, которые стали крайне чувствительными к яркому свету, она бесшумно опустила на пол сумку. Мистер Чин, сосед с первого этажа в ее подъезде, был бы крайне недоволен, если бы проснулся из-за шума, который могли вызвать двадцать фунтов различных совершенно необходимых ей мелких вещиц, обрушившихся на его потолок.
Развалившийся на ее диване детектив-сержант Майкл Селуччи искоса посмотрел на нее снизу вверх и отставил в сторону полупустой пакет с чипсами.
— Трудная ночь? — проворчал он.
Позевывая, женщина стянула с плеч куртку и бросила ее на спинку кресла.
— Не особенно. А что, заметно?
— Эти мешки у тебя под глазами больше смахивают на багажные сумки. — Он спустил ноги на пол и потянулся. — В тридцать два уже не удается приходить в норму так же быстро, как в тридцать один. Тебе следует больше времени уделять сну.
— Я как раз и собиралась этим заняться — уделить время сну. — Вики пересекла комнату и пальцем ткнула в панель управления телевизора. — Дотого как пришла домой и обнаружила тебя в своей гостиной. Кстати, ты не ответил на мой вопрос.
— Какой вопрос? — Улыбался Селуччи, надо признать, просто обворожительно, но после восьми лет, что они служили вместе в полиции, учитывая также, что последние четыре из них они состояли в интимной связи... «Теперь — это лишь аккуратная этикетка, объявляющая об усложнившейся ситуации». Женщину поразило, что она оказалась настолько невосприимчивой к этой недвусмысленной классической ситуации.
— Я слишком устала для подобного дерьма, Селуччи. Не доставай меня сейчас.
— Ладно. Я зашел только для того, чтобы узнать, помнишь ли ты что-нибудь о Ховарде Болланде.
Она пожала плечами.
— Гангстер мелкого пошиба, вечно рассчитывающий на приличный куш, но отказывающийся от такой возможности, если при этом необходимо подставить свою задницу. Я думала, он давно смылся из города.
Селуччи развел руками.
— Он вернулся, если можно так выразиться. Пара ребятишек нашли его тело сегодня вечером за книжным магазином на Квин-стрит.
— И ты пришел ко мне, чтобы выяснить, помню ли я что-нибудь, что бы помогло вам найти убийцу?
— В точку попала.
— Майк, я прослужила в отделе по борьбе с мошенничеством всего три месяца, после чего меня перевели в убойный отдел, и с тех пор прошло, вынуждена отметить, довольно много времени.
— Стало быть, ты ничего не помнишь?
— Этого я не говорила...
— Ах! — Односложное восклицание содержало непропорционально большую долю сарказма. — Ты устала и предпочитаешь болтаться без дела со своим другом — этим бессмертным недомерком, вместо того чтобы помочь поймать подонка, перерезавшего глотку безобидному старому мошеннику. Я понимаю.
Вики моргнула.
— Черт побери, о чем ты толкуешь?
— А то ты не поняла! Ты развлекалась где-то вместе с чертовым ублюдком Генри Фицроем, строящим из себя того трансильванского подонка, который считается прототипом графа Дракулы!
Брови женщины сдвинулись, что тут же заставило ее очки съехать на нос.
— Не могу в это поверить. Ты ревнуешь!
Они стояли грудью друг к другу и были бы еще и нос к носу, если бы не различие в росте. Хотя в Вики было пять футов десять, Селуччи все же был выше ее на целых шесть дюймов.
— ДА! РЕВНУЮ!
За прошедшие годы она достаточно изучила своего друга, чтобы представить сущность того, что за этими словами последует. Ссора едва начала набирать обороты, когда в паузу между их пронзительными выкриками вклинился вежливый голос, произнесший:
— Извините?
Поток нелепых обвинений замер на высокой ноте, и они обернулись к сморщенному озабоченному лицу мистера Чина. Одной рукой он прижимал к груди расшитый темно-красный халат, а другую воздел вверх, взывая к вниманию. Осознав, что добился наконец результата, он удовлетворенно улыбнулся.
— А теперь посмотрим, что можно предпринять в создавшейся и совершенно не устраивающей меня ситуации. — Увидев озадаченное выражение на их лицах, мистер Чин вздохнул. — Позвольте мне выразить свою мысль попроще. Сейчас четыре двадцать две утра. Будьте так любезны заткнуться. — Он подождал пару мгновений, любезно кивнул на прощание и вышел из квартиры, аккуратно затворив за собой входную дверь.
Вики ощутила, что у нее горят уши. Она резко повернулась, услышав, что Селуччи издал нечто среднее между чиханьем и сдавленным мяуканьем.
— Над чем ты смеешься?
Тот покачал головой и развел руками, словно не находя подходящих слов.
— Не обращай внимания.
Она, протянув руку, убрала с его лица непокорный темно-каштановый завиток, и ее губы изогнулись в виноватой улыбке.
— Догадываюсь, насколько смешно это выглядело со стороны.
Майк кивнул, волнистая прядь снова упала ему на глаза.
— Похоже на то, что ты никак не можешь вспомнить, съела ли последний кусок пирожка.
— Или выпила ли последний глоток кофе...
Они обменялись улыбками, и Вики с наслаждением упала в свое любимое кожаное кресло, занимавшее большую часть маленькой гостиной.
— Ладно, что именно тебе понадобилось узнать о покойном мистере Болланде?
* * *
Вики отодвинулась от теплой спины Селуччи и задумалась, почему ей не удается заснуть. Быть может, следовало сказать ему, чтобы он отправлялся к себе домой, но ей показалось в высшей степени бессмысленным заставлять его проделать весь путь к его дому в Даунсвью, если всего через каких-то шесть часов он должен быть снова в центре города, в управлении. Если не раньше. Может быть. Она не могла разглядеть стрелки часов, пока не встанет, не включит свет и не найдет очки, но похоже, уже светало.
Рассвет.
В центре города, в двух десятках кварталах ходьбы от ее квартиры в Чайнатауне, Генри Фицрой лежит в своей комнате, превращенной им в неприступную для света крепость, и дожидается наступления дня; ждет восхода солнца, которое — если не прекратит его существование навеки — повергнет в тяжелый сон, и верит, что заходящее солнце вновь вернет его к жизни.
