Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
На этом повороте беседа словно бы приглушалась в замешательстве, словно бы смешивалась с зашелестевшими внезапно верхушками сосен – однако гость сумел все же передать подопечному: над некоторыми из условно подозреваемых с самого начала, по-видимому, возвышались заступники, а то и опекуны, обремененные погонами не менее весомыми.
Печальный вывод был очевиден и произнесен (сейчас уже не угадать, кем из двоих) в виде печального каламбура: чтобы жить дальше, автору надо было хотя бы на время покинуть хотя бы какое-то из пространств – страну или словесность.
Но, как мы понимаем, оглядываясь, благородный совет цели своей тоже не достигал или запаздывал…
Выздоравливающий, конечно, тогда все еще оставался автором повести «Мария и Мириам», но писателем быть перестал.
Вероятно, он давно возблагодарил ветры перемен за то, что его не занесло в сети социальные и он не завел себе ни персональной страницы, ни блога; но те же ветра, по счастью, успели вымести из упомянутых пространств его прозаический псевдоним, нечаянно пригретый славой, так что немногие уже помнили, какое имя укрывала когда-то эта бумажная полумаска. И, похоже, задолго до блуждания в прибрежных соснах автор все для себя решил и потом от решений своих не отступался.
И, выйдя из клиники, он не только вышвырнул маску, но и лицо отвернул от литературы, с тем чтобы никогда больше не приближаться к ремеслу сочинителя.
Он оставил и настоящее имя свое (кто-то сказал: отделился от имени) и провел несколько почти невидимых лет под чужой фамилией между окраинами столиц и пригородами Поволжья, живя случайными заработками и техническим переводом, что деликатно подбрасывали самые надежные из близких друзей…
И вот теперь, когда все яснее становится, о ком идет речь, а порой можно и разглядеть, откуда она идет, – мы, наверное, будем звать его Дан.
Безусловно (и спорить незачем), имя это что-нибудь да значило всегда, заносимое веками в любое из языковых семейств. Но в нашем случае оно, пожалуй, не сможет означать ничего, кроме отзвука анаграммы, глухой перестановки инициалов, раскрывать которые мы до времени поостережемся.
Говоря короче: с этой минуты, увлекаемый нашим повествованием (видимо, бесповоротно уже), он будет Дан – пока нас не застанут там, где с ним придется распроститься.
И даже те, кто сомневается, напоминающие, что и впредь перемен имен не обойти стороной, – даже они спешат согласиться: едва спасенный Дан, стиснутый в автомобиле, лишь простонал коротко и больше не издал ни звука, и потом молчал так долго, что, кажется, заставил и спасителей своих переглянуться.
Он молчал, пока огибали центр, сворачивая на мост, переезжали на левый берег, пробирались проулками через промзону к заречным новостройкам. Не проронил ни слова, когда неторопливо высадились в тупиковом безлюдном дворе и завели его в полуподвальный офис (пустой, гулкий, влажно пахнущий ремонтом), где тут же подали белую сорочку с галстуком и попросили переодеться «для фото на паспорт, который будет готов буквально через полчаса…».
Слышалось ли Дану тогда – в сухом посвистывании принтера за дверью – затхлое шипение кошмара, от которого он должен был вот-вот очнуться, или душила мысль, какой непрочной и легковесной оказалась вся его многолетняя конспирация, вмиг прорвавшаяся от того лишь, что он поддался на уговоры однокашника и согласился прийти к нему в бюро переводов, чтобы обсудить законченный (непонятно зачем) глоссарий к книге «Мария и Мириам»?
Мы не знаем.
Зато известно, что первый вопрос его, как только дар речи отчасти вернулся к нему, был, конечно, вопрос об именах.
Смуглая рука дымноокого незнакомца протянула тугое портмоне, паспорт, билеты: через полтора часа, было сказано, у него самолет на Москву, а оттуда – в аэропорт Тивата, в Черногории, или Монтенегро, куда виза не требуется и где его ждут, наконец, покой и воля и жизнь человеческая, достойная, без страха; а имя в фальшивом паспорте нетрудно будет запомнить, чтобы по прибытии сразу забыть, поскольку там приготовлены ему и новые документы, и не один псевдоним…
И когда Дан качнулся назад и как будто снова простонал, мотнув головой, незнакомец словно бы приподнял полуприкрытые веки, и его азиатская «а», невыносимо медлительная, совсем расплылась в воздухе:
«Вы хотите быть законопослушным или живым?… Вам повезло: гонка преследования закончена. И вообще, все кончилось, поймите. Ваше избавление уже оплачено немалой ценой, в том числе и чужой смертью. По счастью, естественной и никак не связанной с вами… В Черногории, в городе Котор, умер один русский журналист, чье место вам предлагается занять. И хорошо еще, что у вас не было романа с кокаином и к тому же хватило порядочности вести беспорядочный образ жизни… Терять вам нечего… и некого, и пересекать границы будет несложно… Держите: здесь немного наличных, рубли и евро в дорогу. В аэропорт вас отвезет другая машина. А в Тивате встретят. И все разъяснится. О вещах не беспокойтесь. И не нужно бояться…»
«И как же, – проговорил Дан, принимая протянутое, – как же прикажете Вас называть, ангел-хранитель?»
«Не думаю, – был ответ, – что Вам это пригодилось бы и что Вы вполне понимаете, о чем, собственно, спрашиваете… Тем более что Вам лучше сосредоточиться на том, как в ближайшее время Вы будете называть себя… Но если угодно… Можете звать меня Джан… И прибавлять мысленно любые имена: армянские, курдские или даже персидские – по вкусу…»
Вот почему Дан и потом не мог бы ответить себе, что это за притча с именами и не приснилась ли она… И в какой миг вернулись волны озноба от затылка к темени – не тошнотворные теперь, но пьянящие: с первым ли глотком виски в кресле «Боинга» или уже на подлете к Тивату, когда на плавном повороте открылась ему, сквозь слезу, из-под облаков, знаменитая Боко-Которская бухта, словно ангел приземляющийся, нарисованный детской рукой на старой карте; и перехватило дыхание, едва самолет нырнул широкой дугой вниз – прямо под левое, как бы расправляемое крыло этого ангела?
И еще много дней (кто-то сказал – четырнадцать) все не верилось в это – головокружительное, столь явственно обманчивое, но случавшееся точно по слову того, кто назвался Джаном…
В аэропорту встречали его ложным именем на гнутой картонке, провели к такси – молочно-кофейное в сумерках, вблизи – пропылившееся насквозь, внутри – пропахшее бензином. Недолго везли, погромыхивая и чуть ли не дымясь, вдоль посадочной полосы назад от залива и за круговой развязкой VUK Petrol проводили в «Мерседес», выкатившийся с парковки. В нем, словно в облаке, вернулись к развязке, но уклонились от моря вправо, ускоряясь по прямой, к невероятным, слоисто-зеленым предгорьям, подзолоченным закатом.
Но тут и стемнело мгновенно: редкие огни городов заслезились издалека, мерцая и как бы взбегая в горы, к чему, наверное, нужно было начинать привыкать… И к тому, что новый дом его был теперь здесь, в поселке Ораховац, который местные, как выяснилось всего через полчаса, прозвали «райским садом». И к переменчивой предупредительности сопровождающих и встречавших. И к тому еще, что русская речь вокруг то текла, то крошилась (правнуки эмигрантов? дети войны? экспаты?).
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
