Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136
Вспомнив этот случай с Барбовичем, Врангель коротко взглянул на Кедрова, затем на Кутепова.
— Они не предали Родину. Ее у нас уже нет, — тихо и с тоской сказал он.
— Пока — нет, — согласился Кутепов и, немного помолчав, с легким раздражением, глядя на Врангеля, спросил: — Вы, верно, устали, Петр Николаевич?
— Не люблю пустословия. Раньше надо было о Родине вспоминать. Там, под Каховкой. И в Крыму тоже!
— Вы словно в чем-то нас обвиняете! — проворчал Кутепов. — Не только я виноват в том, что мы потеряли Россию. Все мы. И я тоже. Поэтому я не в Париже и не в Лондоне, хотя мог бы туда уехать. Поэтому я вместе с армией. Надеюсь, весной с Божьей помощью, мы вернем ее. Это я и хотел сказать. А тех, на «Язоне», извините, я считаю предателями. Изменниками. И слово «Родина» — для меня не пустой звук.
«Началось. Бунт на корабле» — подумал Врангель, уловив эту напористость в тоне генерала. Никогда прежде он не позволял себе такого тона в общении с ним. И то сказать, кто он теперь? Какую страну представляет и он сам, и его армия? Не самое трудное было: увести армию из России. Трудности начинаются только сейчас: сохранить ее, не растерять веру в то, что изгнание — это временно, что они еще вернутся на родную землю победителями. Без этой веры армия скоро превратится в бесправный эмигрантский сброд, а его командующего будут считать авантюристом, которому приличные люди не станут подавать руку. Жалкий удел!
Врангель решил сделать вид, что не обратил внимания на тон Кутепова. В конце концов, он прав. Слово — тоже оружие. Особенно такое слово. Не зря мудрый Барбович поставил эти два слова рядом. Слово «Родина» в его высоком смысле имеет такой же вес, как и слово «мать». А тон? Вероятно, Кутепов провел бессонную ночь. Ему пришлось несколько раз объезжать на катере эскадру, разбираться в происшествиях, улаживать мелкие недоразумения и конфликты. Вряд ли это способствует хорошему настроению.
— Что еще? — мягко спросил Врангель.
— Больше ничего, заслуживающего вашего внимания, — в тон Врангелю ответил Кутепов, но затем, вспомнив что-то, совсем уж потеплевшим голосом добавил: — Впрочем, есть прибавление в списочном составе армии.
Врангель поднял на Кутепова удивленные глаза.
— У генерала Слащёва вечером родила жена. К счастью, на «Твери» нашлись медики, они приняли роды.
— Мальчик, девочка?
— Девочка.
— Он-то, поди, ждал мальчика?
— Девочка лучше, — сказал вице-адмирал Кедров. — Девочки остаются при родителях, а мальчики… мальчиков истребляют войны.
— У вас есть дети? — спросил Врангель.
Кедров поднял руку с растопыренными пальцами:
— Пятеро.
— Имеете право на такие суждения, — улыбнулся Врангель и добавил: — У Слащёва теперь прибавится хлопот, меньше времени будет уделять склокам. Пожалуйста, поздравьте его от моего имени.
— На «Твери» Слащёва никто не видел. Кто-то сказал, что он на «Илье Муромце». Так что, судя по всему, счастливый папаша еще не ведает о прибавлении семейства.
— По возможности, переправьте его на «Тверь»! — приказал Врангель.
Глава вторая
Эскадра двигалась медленно. Иногда крейсер ложился в дрейф, и все суда, следующие за ним, тоже останавливались, ожидая, пока их догонят и станут в строй отставшие. Затем крейсер снова трогался, и за ним, как утята за уткой, цепочкой двигались остальные суда.
Уже с самого начала стала сказываться нехватка продуктов питания и питьевой воды. Хлеб с первого дня стали выдавать по полфунта на человека и полкружки воды утром и в обед. На некоторых судах выдавали еще и по тарелке жидкого супа.
Были и запасливые беженцы, эти во время оставления города примкнули к мародерам. Они принесли с собой на суда немного различного съестного, главным образом муку, и теперь пытались превратить ее в нечто съедобное: размешивали ее с морской водой, вымешивали и за неимением ни примусов, ни керосинок пытались печь на горячих судовых трубах что-то вроде коржиков. Во всяком случае, с их помощью можно было хоть немного обмануть голод.
Офицеры принесли с разграбленного «Севастополя» вдоволь спиртного, в основном вино. А затем, пьяные, стали расхищать корабельные продовольственные погреба. Иные добрались и до корабельных винных запасов и, не покидая своих кают, тихо пьянствовали и играли «на интерес» в карты, либо в который раз перемывали кости армейскому начальству.
Не миновала чаша сия и крейсер «Генерал Корнилов», на котором находились штаб Главнокомандующего, штаб Командующего флотом и другие службы, а также семьи некоторых офицеров и судовой команды. Днем третьих суток пути в длинной, как пенал, кают-компании собрались некоторые полевые командиры и штабные офицеры и, ожидая, когда к ним выйдет Главнокомандующий, стали обсуждать свое неопределенное будущее.
Старший адъютант Главнокомандующего Михаил Уваров доложил Врангелю о стихийном собрании.
Увидев его в проеме двери, они встали. Главнокомандующий обвел всех своим цепким взглядом. Шатилова, Кутепова и Кедрова он видел в последние недели много раз на дню, они сопровождали его во всех его поездках, вместе они решали кучу дел, связанных с эвакуацией армии. С иными в сумятице последних событий ему встречаться не доводилось, он лишь слышал об их успехах и поражениях. Того же командира Донского корпуса генерал-лейтенанта Федора Федоровича Абрамова он последний раз видел во время поездки к Чонгару в районе Джанкоя и Таганаша. Это было недели две назад, может, чуть больше, а кажется, прошла вечность, столько событий вместило в себя это короткое время. До Врангеля дошли слухи, что там, на Крымском перешейке, Абрамов был ранен.
Генерал-лейтенанта Михаила Архиповича Фостикова Врангель видел в Феодосии, во время размещения на судах Кубанского корпуса. Рядом с ним сидел и его «хвостик»: так называли его начальника штаба полковника Туган-Барановского.
Кто тут еще?
Александр Васильевич Кривошеин, возглавлявший Правительство при штабе русской армии. В последние дни от избытка административного восторга он пытался решать даже те дела, которые не относились к его компетенции. За что он получил от Врангеля нагоняй, который мало пошел ему на пользу. Но, человек по натуре мягкий, он не умел подолгу обижаться.
Рядом с Кривошеиным он увидел давнего своего сослуживца и еще более давнего товарища, действительного статского советника Николая Михайловича Котляревского. В мае Врангель послал его своим представителем в Софию, Белград, Киль и Париж. Котляревский оказался на редкость толковым, четким и исполнительным человеком, порученными ему делами он занимался, как своими собственными, — и вскоре они ощутили это на фронте. Военные грузы пошли в стан Врангеля бесперебойно и, главное, своевременно. Вернулся Николай Михайлович из командировки почти перед самой эвакуацией армии и был Врангелем тут же назначен своим личным секретарем.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136
