Точно так же, как почти любая европейская или, шире, христианская традиция может быть истолкована с опорой на канонические тексты Библии, а при невозможности — на неканонические, апокрифические Евангелия, так и большинство современных японских традиций, представлений о мире, нравственных основ и практических ценностей этого народа можно объяснить, ссылаясь на канонические тексты древней японской культуры синто: «Кодзики» («Записи о деяниях древности») и «Нихонги» («Анналы Японии»). Впрочем, и в самой Японии многие относятся к самому слову «синто» односторонне — по-европейски и по-американски. Эта исконно японская религия, японское язычество, была сильно скомпрометирована в эпоху милитаризма — в конце XIX — начале XX века, когда она отождествлялась с идеологической поддержкой военной политики. Хотя после официального отказа императора Сева от титула «Живого бога» прошло более шестидесяти лет, многие японцы и неяпонцы до сих пор поворачиваются спиной ко всему, что связано с синто. Эта тема не имела бы для нас никакого интереса (ведь наша книга совсем не о политике), если бы не одно «но»: по объему и качеству мировоззренческих догм «эпохи богов», когда закладывались все основные морально-нравственные ценности японцев и формировался их взгляд на мир, в том числе и на свой внутренний мир, эти две книги вполне можно назвать священным писанием японской культуры. А раз так, то, точно так же, как и в христианском Священном Писании, мы можем найти в них многое из того, что пояснит нам основы формирования японской сексуальной культуры.
Европейцев в ней завораживали и продолжают магнетизировать многие вещи, но, пожалуй, самый распространенный миф касается даже не загадочного мастерства средневековых проституток-юдзё и не скрытого от глаз посторонних (а иностранец в Японии всегда посторонний, он — гайдзин, то есть человек извне) эротического мастерства танцовщиц-гейш, а самого отношения японцев к сексу.
Именно это — отношение японского народа к сексу, которое в своем истинном качестве практически неизвестно за пределами Японии, где его заменяют мифы о сексуальности японцев, — и шокирует больше всего европейцев и американцев, приезжающих в эту страну и желающих своими глазами и прочими органами получения информации проверить справедливость легенды. Рассуждения о том, насколько сексуальны или нет современные японцы, еще впереди, но главный принцип отмечается наблюдателями сразу: местные жители не относятся к половой любви как к чему-то сакральному, в высшей мере вожделенному или сугубо интимному. Секс для японца — часть повседневной жизни, и часть далеко не самая важная, по крайней мере не определяющая сегодня его жизненный путь.
Европейского или американского обывателя, воспитанного на «культуре вины», на библейском мифе о змее-иску-сителе, где в одном названии сразу запечатлелись и ужас, смешанный с отвращением перед скользким гадом, и презрение к провокатору, на основополагающем для иудео-христианской морали понятии «плотского греха», такое отношение к сексу надолго выбивает из колеи, заставляя мучиться бессмысленным вопросом: «А нормальные ли люди эти японцы вообще?»
Интересно, что сами японцы, впервые соприкоснувшиеся с христианством довольно давно — в XVI веке, поначалу вовсе не обращали внимания на эту реакцию и на сексуальные запреты далекой для них библейской культуры. Лишь позже, в Новое время, отсчет которого довольно точно можно начинать с буржуазной революции 1868 года, они весьма рьяно принялись выполнять нравственные рекомендации христианства, усваивавшиеся в комплекте с набором западных новшеств вроде ношения европейской одежды или строительства линкоров. Но, как и многое в Японии, это была лишь видимость, картинка, которую японцы показывали иностранцам, чтобы не отличаться от полезных для страны проводников прогресса.
Многие исследователи сравнивают отношение японцев к сексу с отношением к выполнению физиологических функций организма, да и автору этой книги опрошенные молодые японцы чаще всего заявляли, что «секс — это что-то вроде чистки зубов, только значительно реже». На первый взгляд это удивительно, но лишь на первый взгляд. В соответствии с традиционными географическими и религиозно-мифологическими представлениями японцев сама их страна — результат не чего иного, как божественного соития высших сил, поистине она — Страна божественного секса.
Синто исходит из святости природы и богоугодности всего естественного, натурального, в том числе и плотской любви — почему бы и нет? Сами по себе синтоистские боги и богини просты и понятны, а их желания естественны. «Кодзики» и «Нихонги» недвусмысленно дают понять, что и устроены боги как люди, и активно используют разницу в строении своих тел, к взаимному удовольствию: влюбляются, сходятся, изменяют, отбивают возлюбленных — иногда близких родственников и родственниц, рожают острова, богов и людей. Греха, плотского греха, да и какого-либо другого в этом деле просто нет и быть не может! Именно поэтому разумеется, что бесчисленным поколениям японцев провозглашение дозволенности только супружеской любви, да к тому же только для продолжения рода, или иные ограничения сексуальной жизни, принятые у европейцев, казались поистине варварскими, идущими против воли богов — ведь те занимались любовью не только плодотворно, но и почти без ограничений. Хотя кое-какие тонкости в этом деле существовали и в самые древние, легендарные времена. Чтобы разобраться, какие именно, стоит обратиться к истокам — к Первому свитку «Кодзики» — «Запискам о деяниях древности» (712 год н.э.): «Тут все небесные боги своим повелением двум богам Идза-наги-но микото и Идзанами-но микото: “Закончите дело с этой носящейся [по морским волнам] землей и превратите ее в твердь”, молвив, драгоценное копье им пожаловав, так поручили.
Потому оба бога, ступив на Небесный Плавучий Мост, то драгоценное копье погрузили, и, вращая его, хлюп-хлюп — месили [морскую] воду, и когда вытащили [его], вода, капавшая с кончика копья, сгустившись, стала островом. Это Оногородзима — Сам Собой Сгустившийся остров»[2].
Этот абзац, рассказывающий о сотворении Японских островов, при желании легко можно истолковать в сексуальном контексте. Многие ученые так и делают: слишком уж говорящей кажется им фраза о драгоценном копье и падающих с его кончика каплях. Не исключено, что их предположения обоснованны, однако наберемся терпения. Тем более что профессиональные японоведы настроены куда скептичнее в этом вопросе и считают, что речь идет всего-навсего о неком драгоценном, богато украшенном волшебном копье небесного происхождения.
При известном воображении позицию первых разделить нетрудно: загадочные звуки «хлюп-хлюп» («кооро-кооро» в японском произношении), странное небесное копье, да еще богато украшенное, что само по себе уже наводит на мысль о сопоставлении с широко известным китайским образом «нефритового стержня», таинственные капли, порождающие жизнь... Сомнения в целесообразности такого подхода закрадываются, только когда читаешь «Кодзики» в целом: сексуальные сцены здесь не редкость, но изображены они значительно проще и примитивнее, как будто нарочно не оставляя простора ни для каких позднейших фантазий: «На этот остров [они] спустились с небес, воздвигли небесный столб, возвели просторные покои. Тут спросил [Идзанаги] богиню Идзанами-но микото, свою младшую сестру: “Как устроено твое тело?”; и когда так спросил — “Мое тело росло-росло, а есть одно место, что так и не выросло”, — ответила. Тут бог Идзанаги-но микото произнес: “Мое тело росло-росло, а есть одно место, что слишком выросло. Потому, думаю я, то место, что у меня на теле слишком выросло, вставить в то место, что у тебя на теле не выросло, и родить страну. Ну как, родим?” Когда так произнес, богиня Идзанами-но микото “Это [будет] хорошо!” — ответила».
