2) – формальные вычисления во всех отношениях стоят выше человеческих суждений;
3) – на самом деле суждениям нельзя доверять, потому что они слишком небрежны, двусмысленны и совершенно зря запутаны;
4) – субъективность – это преграда на пути ясных рассуждений;
5) – то, что нельзя измерить, либо не существует, либо не представляет ценности;
6) – нами управляют и нас контролируют «специалисты»{3}.
В таком обществе большие затраты времени на поиски ответа на вопрос оправданны только в том случае, если в итоге мы приходим к четкому решению задачи. Тратить время на обдумывание вопроса, который может натолкнуть на другие, более глубокие проблемы, считается неэффективным, эгоистичным или даже порочным.
Похоже, что в современном «западном» обществе (которое сейчас уже распространилось по всему земному шару) мы создали внутренний, психологический культ скорости, стресса и стопроцентного контроля, что отражает внешний культ точности и продуктивности, утратив, таким образом, способность созерцать и думать медленно. Люди спешат узнавать, находить ответы, планировать и решать. Нам незамедлительно нужны объяснения: так называемые теории всего – от решения проблем в семье до причины происхождения вселенной. Нам нужно больше данных, больше идей, причем как можно быстрее; и хотя мы этого и не осознаем в достаточной степени, нам нужен четкий ответ на вопрос «Что делать?».
Мы живем в обществе, которое упустило из виду основные различия между принципиальными понятиями (в особенности в системе образования) – с одной стороны, мыслить здраво, быть умным, уметь соображать, а с другой, быть хорошо информированным. Мы сами непроизвольно ограничили себя и используем одно-единственное состояние разума, для которого характерны сбор информации, рассудительность и гонка. В этом состоянии от нас требуется четко и ясно формулировать мысли, демонстрировать целеустремленность и способность действовать. Таким образом, получается, что мы настроены на способы познания, работающие в высокоскоростной умственной среде (я бы даже сказал, ограничены их рамками). Особенно это касается случаев, когда язык (или другие системы символов) используется как посредник, а размышление – как инструмент. В результате мы отлично решаем аналитические задачи и справляемся с технологическими проблемами. Но сложность в следующем: мы все больше склоняемся к тому, чтобы воспринимать любые человеческие трудности, как будто они все относятся к этому типу, включая сюда даже те, для решения которых не подходит подобный умственный инструмент. Мы готовы рассуждать, концентрировать внимание и использовать разум даже в тех случаях, когда требуется применить терпение, интуицию, расслабиться и отстраниться от проблемы.
Чтобы приобщиться к медленному способу познания, нужно разрешить себе подождать. Знание появляется как ответ на незнание. Процесс познания – в завершение которого мы приобретаем знания – возникает в результате сомнений. В то же время в процессе познания мы пытаемся избавиться от сомнений путем превращения неизвестного в известное, но при этом важно позволить себе сомневаться, поскольку сомнения и есть та «грядка», на которой прорастают ответы на вопросы. Когда преобладает один из этих способов познания, то равновесие умственной деятельности нарушается. Если мы принимаем свои сомнения и не пытаемся действовать, искать смысл и контролировать ситуацию, можно впасть в зависимость от такого способа познания и стать фаталистом. Если же превалирует необходимость разрешить все сомнения и совершенно невозможно терпеть хоть какую-то неразбериху, можно стать жертвой демагогии и догм, отражающих убеждения, которые, возможно, не соответствуют действительности, но при этом снимают тревогу.
Вероятно, основная причина, по которой отказываются от медленного пути познания, заключается в том, что в нашем обществе утрачено чувство бессознательного проявления ума. Это та потеря, вина за которую традиционно ложится на Рене Декарта. Если мы позволим своему занятому мозгу немного расслабиться и хоть сколько-то помолчать, подождать, пока ответ придет сам, предположительно из источника, который находится за пределами познания и не поддается контролю, то, как минимум, мы признаем существование такого источника. В современной западной культуре бессознательным проявлением разума (или, как я сказал бы, субразумом) настолько пренебрегают, что уже не помнят о его существовании и поэтому не могут им воспользоваться, когда это нужно{4}. Мы совсем не воспринимаем бессознательное как ценный ресурс (если вообще когда-либо задумываемся об этом), чаще мы относимся к нему как к чему-то неуправляемому, беспорядочному, опасному, непременно угрожающему рассудку и мешающему нам контролировать ситуацию. Тому, что находится на задворках разума и непременно связано с Фрейдом{5}. Вместо него мы полностью доверяем сознательному, целенаправленному мышлению, которое связано с рассудком, то есть р-состоянию. У р-состояния есть несколько разных граней, оно шире, чем просто строгая логика или научные рассуждения.
