Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
Таковы факты. Однако и они не позволяют сделать окончательных выводов. Ведь мы до сих пор лишены возможности познакомиться с документами, хранящимися в Президентском архиве и в ЦА ФСБ, все еще остающимися под грифом «совершенно секретно». Помогут ли они прояснить проблему, если их когда-нибудь сделают доступными исследователям? Честно говоря, даже в этом приходится сомневаться. Ведь некоторые документы в свое время были уничтожены (пример тому — 130 листов, изъятых «по акту» из дела Енукидзе), а иные никогда и не существовали, поскольку многие решения принимались устно и никогда не фиксировались.
И все же оснований для пессимизма нет. Ведь существуют и иные пути расследования исторических тайн. Но для этого нужно резко расширить область поисков. И главное — решительно отказаться от ставших традиционными представлений, порожденных «секретным» докладом Хрущева на XX съезде КПСС и разоблачениями, сделанными на XXII съезде КПСС, ставшим всего лишь новой формой непрекращавшейся политической борьбы за власть, за монопольное право узкого руководства решать судьбы страны.
До сих пор, рассматривая проблему массовых репрессий (в том числе и в РККА), подавляющее большинство историков объясняло происходившее в 1934–1938 гг. маниакальной подозрительностью Сталина, его садистскими наклонностями. К этому добавляли личностные характеристики Ягоды, Ежова, а потом и Берии. Поступать так было очень удобно, ибо, найдя нескольких виноватых, можно было сделать их, и только их, ответственными за страшную трагедию нашей страны. Поэтому при обращении к событиям 1934–1938 гг. все внимание до сих пор концентрировалось лишь на самих репрессиях — числе жертв, незаконности методов ведения следствия, описании бесчеловечных условий, существовавших в ГУЛАГе. Жизнь же страны во всей ее полноте и многообразии сознательно исключалась из исторического контекста. А ведь с этим исчезает и наиболее плодотворная методика — системный анализ, предусматривающий выявление, сопоставление и поиск взаимосвязи всех без исключения фактов в их максимально возможной полноте. Между тем, по моему твердому убеждению, только обращение к анализу внешней и внутренней политики СССР даст нам возможность приблизиться к истине.
Теперь позволю себе перейти к основному — к собственной контргипотезе, к тому, что, по-моему, и породило события 1934–1938 гг.
27 марта 1933 г. Япония, ссылаясь на несогласие с выводами комиссии Литтона, признавшей незаконной оккупацию японскими войсками Маньчжурии и создание там марионеточного образования Манчжоу-го, демонстративно вышла из Лиги Наций. Семь месяцев спустя аналогичное решение приняла и нацистская Германия. Правда, она мотивировала свой поступок довольно своеобразно — отказом Лиги Наций отменить военные статьи Версальского договора. Все это принципиально изменило ситуацию в мире и изменило к худшему, продемонстрировав явную агрессивность Японии и Германии, их готовность противопоставить себя мировому сообществу и решимость пойти на все, вплоть до развязывания новой мировой войны. Для Советского Союза это создавало угрозу военного нападения, причем возможно сразу и с запада, и с востока.
26 января 1934 г. было подписано германо-польское соглашение, зафиксировавшее отказ Варшавы от ориентации на Париж, отход от Локарнского договора 1925 г., включавшего в себя и франко-польские взаимные гарантии, обеспечивавшие их границы с Германией. Для СССР германо-польское соглашение было чем-то гораздо большим, нежели крах Версальской системы. Оно означало, что наиболее протяженный участок советской западной границы в любой момент мог стать воротами для немецкой агрессии, ибо ни Гитлер, ни его партия не скрывали своего воинствующего антибольшевизма и стремления любой ценой возобновить «дранг нах остен» ради расширения «жизненного пространства» Германии.
Первой на кардинально изменившуюся ситуацию отреагировала Франция, предложившая Германии вернуться в Лигу Наций. Однако Берлин 16 апреля ответил на это практически отказом, обусловив принятие парижских рекомендаций согласием всех великих держав на увеличение численности вермахта со 100 до 300 тыс. человек. Обострение положения, растущая агрессивность Берлина и нежелание Лондона вмешиваться в события на континенте вынудили главу французского правительства Думерга и министра иностранных дел Барту выступить с идеей создания Восточного Локарно — сугубо оборонительного, в рамках Лиги Наций, союза Франции с Польшей, Чехословакией, Румынией и Югославией при непременном участии СССР. Москва, достаточно трезво оценив и положение в Европе, и свою обороноспособность, выразила полное согласие с предложением Парижа. 18 сентября СССР при поддержке Франции официально вступил в Лигу Наций. И все же план Думерга — Барту так и не стал реальностью. 28 сентября Варшава объявила о нежелании участвовать в Восточном Локарно. Мало того, Польша прозрачно намекнула на свое одобрение возможного раздела Чехословакии между Германией и Венгрией.
Новая расстановка сил на международной арене привела к расколу политиков Франции, Великобритании, Румынии и Югославии на тех, кто готов был попустительствовать Германии, уже открыто заявившей о своих притязаниях на Австрию и Чехию, ради того, чтобы любой ценой (но, разумеется, за чужой счет) избежать участия в войне, и на тех, кто пытался противостоять агрессивным замыслам Берлина и создать для этого систему коллективной безопасности, заключив для начала франко-чехословацкий, франко-советский и советско-чехословацкий пакты.
Нет никаких оснований категорически утверждать, что подобный раскол не затронул и советское руководство, разделив его на сторонников и противников системы коллективной безопасности, сохранения или расторжения десятилетних дружественных отношений с Германией. Для такого раскола была и еще одна потенциальная причина, связанная с намерениями Сталина, Молотова и некоторых других членов Политбюро отказаться от прежней Конституции, провозглашавшей диктатуру пролетариата, лишение гражданских прав значительной части населения страны по классовому принципу и многоступенчатую систему выборов, а в итоге — противостояние СССР всему миру капитализма. И далеко не случайно, что проявились эти разногласия именно в первой половине 1934 г., в частности в дискуссии с Зиновьевым на страницах журнала «Большевик».
Большевики из «ленинской гвардии», большевики-«фундаменталисты» не могли легко отказаться от своих убеждений и приверженности марксистско-ленинской доктрине. А толчком для размежевания внутри политической элиты СССР должно было послужить вступление Советского Союза в Лигу Наций, стремление заключить оборонительные договоры с Францией и Великобританией против союзника СССР со времен Рапалло — Германии.
Как можно полагать, совсем не случайно выступление Молотова 1 февраля 1935 г. на Пленуме ЦК ВКП(б) о необходимости создать новую Конституцию последовало только после первого процесса над Каменевым и Зиновьевым. Процесса, который ограничился (как, впрочем, и второй процесс над Каменевым в июле того же года) весьма мягким приговором. Скорее всего, такая мера должна была послужить предупреждением всем, кто готов был выступить против смены курса страны. Добавим к этому еще один факт. Последний, VII, конгресс Коминтерна состоялся в августе того же 1935 г. и призвал коммунистов отказаться от самоизоляции, перейти к тактике широких народных фронтов с участием не только социал-демократов, но и вообще всех без исключения антифашистов. Но произошло это лишь после того, как были заключены договоры СССР с Францией (2 мая 1935 г.) и с Чехословакией (16 мая), а также после переговоров, которые вели в Париже В.П. Потемкин, а в Москве с прибывшим с официальным визитом новым премьером Франции Лавалем И.В. Сталин, М.М. Литвинов, К.А. Уманский (небезынтересная деталь: трех названных советских дипломатов репрессии, вскоре обрушившиеся на НКИД, не затронули).
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
