Ознакомительная версия. Доступно 45 страниц из 225
События, способ осмысления которых обсуждается в книге, разыгрываются как драма нашего народа. По отношению к этой драме наш народ в существенной мере оказался расколот. Сам я не принял и не принимаю того изменения всего нашего жизнеустройства, которое со скрипом и массовыми страданиями пытаются совершить в течение вот уже почти двадцати лет. В книге я делаю упреки, часто резкие, той части нашего общества, прежде всего высокообразованной части, которая поддержала это изменение (реформу). Но эти упреки совершенно не касаются содержания позиции этих людей, их ценностей или веры. Главная мысль книги заключается в том, что в своих рассуждениях, обобщениях и выводах эта часть нашей интеллигенции (назовем ее условно «либеральная интеллигенция») допустила целый ряд фундаментальных ошибок. В результате этих ошибок были сделаны ложные выводы и приняты неверные практические решения.
Причиной этих ошибок было нарушение важнейших норм рациональности. Однако вместо рефлексии, анализа этих ошибок и «починки» инструментов разумного мышления, произошел срыв и возник порочный круг: эти ошибки побудили к дальнейшему и радикальному отходу от норм рациональности, в результате чего общество погрузилось в тяжелейший кризис. Если бы наша либеральная интеллигенция, исходя из тех же постулатов (содержания своей веры и своих ценностей) вела свои рассуждения согласно правилам и нормам здравого смысла и логического мышления, сверяла бы каждый промежуточный вывод с реальностью, анализировала ошибки, допущенные на предыдущем шаге, то мы могли бы избежать фатальных ошибок и найти разумный компромисс между идеалами и интересами разных частей общества. Избежать нынешних страданий было возможно.
Конечно, отделение инструментальной, технологической части рациональности от содержательной — задача непростая. Когда речь идет о социальной драме, трудно остаться беспристрастным и не привнести в описание конкретных событий своих оценок, не затронуть содержания постулатов и выводов тех, кто, на мой взгляд, допустил ошибки в технике мышления. Но в принципе такой подход к рациональности правомерен, и если читателю предлагаемые в книге «учебные задачи» покажутся полезными, он сможет «отфильтровать» эмоции и идеалы.
Мы должны, наконец, временные координаты той рациональности, о которой ведем речь. Существовала ли она всегда как данное природой свойство человеческого разума — или возникла в конкретный исторический момент? Насколько мы знаем из истории психологии сознания, эта рациональность существовала не всегда. Она порождена Научной революцией, а затем большой программой Просвещения — в ХVI-ХVIII веках в Европе. Это особый тип рациональности — «рациональность Просвещения». До этого нормы рациональности задавались структурами мифологического и религиозного миросозерцания, а в ходе Просвещения господствовать в сознании образованной части общества стали нормы познания, мышления и объяснения, разработанные в лоне науки. Пралогический тип мышления, при котором люди видели в явлениях окружающей жизни мистическое действие потусторонних или земных сил, сменился (хотя и не полностью) мышлением логическим, с выявлением причинно-следственных связей и построением связных умозаключений.
Логичное мышление — сравнительно недавний продукт культурной эволюции человека. Ницше писал: “Величайший прогресс, которого достигли люди, состоит в том, что они учатся правильно умозаключать. Это вовсе не есть нечто естественное, как предполагает Шопенгауэр, а лишь поздно приобретенное и еще теперь не является господствующим”.
Навыки умозаключений люди приобретают частью стихийно — через чтение и общение друг с другом, но главное, этим навыкам стали учить в школе и университете, как умениям любого другого мастерства.
Однако Просвещение было не просто усовершенствованием существовавших до него способов употребления разума. Это был большой проект, имевший идеальные цели и ставящий перед обществом и человеком большие задачи. Этот проект во многом определил ход развития индустриальной цивилизации и судьбы мира.
Что касается содержания этого проекта, то не все идеи, положенные в его основание, оказались верными. Некоторые очень важные установки Просвещения оказались несовместимы с представлениями о мире и человеке, сложившимися в незападных культурах. Например, гуманизм Просвещения, представляющий человека свободным изолированным индивидом («атомом»), несовместим с пониманием человека в русской культуре («соборная личность»). Здесь об этом нет смысла говорить, ибо наша тема — не содержание различных частей проекта и идеологии Просвещения, а выработанная им рациональность, «технология» применения разума.
Стоит только, пожалуй, заметить, что эта «технология», став частью идеологии, испытала на себе и негативное воздействие последней (как это произошло и с наукой). Поэтому, воспринимая рациональность Просвещения как метод, интеллигенция России должна была тщательно отфильтровывать идеологические компоненты рационализма. Они заключались в абсолютизации разума, в подавлении ряда важных средств познания — рациональных, но «неявных» (таких как, например, традиция и здравый смысл), в устранении того контроля, которым для рационального сознания служат нравственные ценности. А главное, для нас была неприемлема абсолютизация того разума, который на деле отражал мировоззрение и интересы господствующего меньшинства (конкретно — буржуазии), скрывала социальные противоречия и конфликты интересов — и доводила их до революций и войн.
Это давление идеологии Просвещения уже на ранних стадиях развития западной цивилизации послужило источником тяжелых кризисов, а для незападных культур и народов — и причиной катастроф. Об одном таком кризисе рационализма пишет Энгельс в «Анти-Дюринге: «Мы видели, каким образом подготовлявшие революцию французские философы XVIII века апеллировали к разуму как к единственному судье над всем существующим. Они требовали установления разумного государства, разумного общества, требовали безжалостного устранения всего того, что противоречит вечному разуму. Мы видели также, что этот вечный разум был в действительности лишь идеализированным рассудком среднего бюргера, как раз в то время развивавшегося в буржуа.
И вот, когда французская революция воплотила в действительность это общество разума и это государство разума, то новые учреждения оказались, при всей своей рациональности по сравнению с предыдущим строем, отнюдь не абсолютно разумными. Государство разума потерпело полное крушение. Общественный договор Руссо нашел свое осуществление во время террора, от которого изверившаяся в своей политической способности буржуазия искала спасения сперва в подкупности Директории, а в конце концов под крылом наполеоновского деспотизма. Обещанный вечный мир превратился в бесконечную вереницу завоевательных войн».
Понятно, что абсолютизация разума как «единственного судьи» в сложной реальности общественной жизни в любом обществе ведет к тяжелым кризисам, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что прямая предпосылка к кризису создается из-за того, что эта абсолютизация, продукт идеологии, ведет к «порче» инструментов рациональности. А это и позволяет господствующему меньшинству навязывать решения, отвечающие его скрытым интересам и оплачиваемые кровью и страданиями большинства, потерявшего способность к рациональным умозаключениям.
Ознакомительная версия. Доступно 45 страниц из 225
