Прежде всего ему захотелось проверить, что я тоже читала эту книгу. Ведь он полагал, что я просто толстая манекенщица или певица, раз работаю в таком заведении официанткой. Ну, вы понимаете: точно так же и я списала его со счетов как ничтожного клерка. Поделом мне.
— Вы ее читали? — спросил он удивленным тоном, который явно подразумевал: «Как, вы вообще умеете читать?»
— Да, я читала все его книги, — ответила я.
— В самом деле? — задумчиво произнес он, откидываясь на спинку стула и разглядывая меня с интересом. Прядь темных шелковистых волос упала ему на лоб.
— Да, — подтвердила я. Меня слегка подташнивало — так мне вдруг его захотелось.
— Здорово у него гонки описаны, верно? — спросил он.
Должна доложить вам, что ни в одной из книг этого автора не было ни слова ни о каких автомобильных гонках. То были серьезные книги о жизни и смерти и тому подобное.
«Господи! — подумала я в тревоге. — Красивый, умный и с чувством юмора. Не много ли мне одной?»
И тут Джеймс улыбнулся мне медленной, сексуальной улыбкой — такой всепонимающей улыбкой, которая никак не вязалась с его костюмом в полоску. Могу признаться, в то же мгновение все внутри меня растаяло, превратившись в теплое мороженое. Ну, вы знаете, и горячо, и холодно… и щекотно…
Многие годы спустя, когда исчезла первая магия и разговаривали мы по большей части о страховках, Леноре и сухой плесени, мне стоило только вспомнить ту улыбку, чтобы почувствовать, что я только что в него влюбилась.
Мы обменялись еще несколькими фразами. Всего несколькими. Но их мне хватило, чтобы понять, что он милый, умный и забавный.
Он попросил номер моего телефона.
За это меня могли уволить с работы.
Я дала ему номер моего телефона.
В тот первый вечер, когда Джеймс уходил из ресторана вместе с тремя своими приятелями — мелькание кей-сов, зонтиков, костюмов в полоску, — он улыбнулся мне на прощание, и я поняла, что вижу перед собой свою судьбу. До сих пор не сомневаюсь, что в тот момент я была провидицей. Хотя весьма легко предсказывать то, что уже произошло, — вы понимаете, о чем я.
Мое будущее.
Через несколько минут он вернулся.
— Простите, как вас зовут?
Как только другие официантки узнали, что КК попросил номер моего телефона и, хуже того, я этот номер ему дала, ко мне стали относиться как к парии. Прошло довольно долгое время, прежде чем меня снова стали приглашать в компанию понюхать кокаинчику.
Но мне было наплевать. Я влюбилась в Джеймса.
Сколько бы я ни болтала о независимости, в глубине души я была очень романтичной особой. А что касается бунтарства, то и здесь сказывалось мое происхождение из среднего класса.
С первого же нашего свидания все было замечательно. Красиво, романтично.
Мне вас очень жаль, но тут мне придется прибегнуть ко многим избитым фразам. Иначе не получается.
Стыдно признаться, но я ходила как по воздуху и чувствовала, будто знаю его всю жизнь. Более того, я ощущала, что никто не способен понять меня так. как он. И чтобы вы уже совсем меня запрезирали, скажу: я даже не представляла себе, что можно быть такой счастливой. Не стану усугублять ситуацию, рассказывая, что я чувствовала себя желанной, сексуальной, умной и милой. (И покорнейше прошу прощения, но я должна сказать, что мне казалось, будто я нашла свою потерянную половинку.) На этом я, пожалуй, остановлюсь. (Разве добавить еще, что он обладал чувством юмора и был великолепен в постели. Теперь все, в самом деле все.)
Когда мы начали встречаться, я по большей части работала вечерами, так что могла видеться с ним только после окончания смены. Но он меня ждал. И когда я приходила домой, вымотанная обслуживанием жителей Лондона (точнее, жителей какой-нибудь Пенсильвании или Гамбурга), он — я до сих пор не могу этому поверить! — мыл мои натруженные ноги, поливал мятным лосьоном и массировал. Хотя время заходило далеко за полночь, а ему надо было вставать в восемь утра, чтобы помогать людям хитрить с их налогами — или что там еще делают бухгалтеры, — он все равно возился со мной. Пять вечеров в неделю! Он также сообщал мне, что случилось в пропущенных мною сериях мыльных опер. Или бегал на автозаправку, работающую круглосуточно, чтобы купить мне сигареты. Или рассказывал забавные истории, случившиеся у него на работе. Я понимаю, трудно поверить, что история о бухгалтерских делах может быть забавной, но у него получалось.
К сожалению, мы никогда не могли куда-нибудь пойти вечером в субботу. Но он не жаловался. Странно, правда?
Да, я тоже так думала.
Кроме всего прочего, Джеймс помогал мне считать мои чаевые. И давал замечательные советы, куда вложить эти деньги: в государственные облигации и все такое.
Я же обычно покупала туфли.
Вскоре, однако, мне повезло и меня из официанток уволили (глупое недоразумение, в котором оказались замешаны я, несколько бутылок импортного пива, предложение сесть на колени — и совершенно неблагоразумный клиент без капли чувства юмора. Я все же надеюсь, что у него не останется шрамов). К счастью, мне тут же удалось устроиться на другую работу, с более приемлемым расписанием, так что наш роман развивался уже в нормальное время.
А еще немного погодя мы съехались. И через некоторое время поженились. Еще через пару лет мы решили завести ребенка. Мои яичники не возражали, от матки тоже не поступало протестов, так что я забеременела. И родила девочку.
Теперь вы вполне в курсе дела.
И если вы ожидаете от меня жутких рассказов о родах, щипцах, стонах от боли и вульгарного сравнения с попыткой выдавить из себя тридцатифунтовый мешок картошки, то, простите, мне придется вас разочаровать.
(Ладно уж, просто смеха ради, вспомните свою самую сильную боль при месячных, умножьте ее на семь миллионов и растяните на сутки — вот тогда вы будете иметь приблизительное представление о том, что значит рожать.)
Да, это было страшно, неудобно, унизительно и очень-очень больно. И одновременно волнующе и прекрасно. Но для меня самым главным было то, что все это наконец закончилось. Я вроде бы помнила о боли, но у нее больше не было власти мучить меня. Однако когда Джеймс меня бросил, я осознала, что скорее соглашусь еще сотни раз пройти через родовые муки, чем испытывать ту боль, которую причинил мне его уход.
Вот как он объявил мне о том, что бросает меня.
После того как я впервые подержала дочку на руках, сестры забрали ее у меня и отнесли в детскую палату, а меня отвезли назад в мою, и я ненадолго уснула.
Проснувшись, я увидела, что Джеймс стоит надо мной, не сводя с меня зеленых глаз, ярко выделяющихся на белом лице. Я сонно и победно улыбнулась ему.
— Привет, дорогой, — сказала я.
— Привет, Клэр, — ответил он.
