– Смешная ты, – ласково проговорил он, когда я закончила. – Какая бессмысленная трата сил.
– Я, конечно, не думаю, что умру завтра, – пояснила я. – Просто смерть моя будет ужасной и мучительной.
– Это всего лишь твое воображение, – сказал он. – И ты сама это знаешь. Вероятность встретить страшную смерть, о которой ты постоянно думаешь, ничуть не больше, чем тихонько скользнуть в мир иной во сне. Так что не накручивай себя. Это пустая трата времени. Решай проблемы по мере поступления. Как я. Например, я не вижу смысла волноваться о вещах, которых все равно не изменить. Вот как сейчас. Я не собираюсь торчать в студии, пока они записывают свою дурацкую программу. Если понадоблюсь, меня позовут.
Тут его позвали, и он исчез. Правда, сначала записал мой телефон.
Когда он позвонил, сама не знаю, что заставило меня согласиться на пиццу и кино. Точно так же не знаю, почему мы до сих пор вместе. В то время у меня было несколько гнусных знакомых – циничных предприимчивых типов. Люди, с которыми у меня нет ничего общего. Кроме одного – все мы были журналистами, хотя судьба толкала нас в разные стороны. Не представляю, как я попала в столь неприятную компанию. Я была слишком молодой и неискушенной, и сама вряд ли вырвалась бы из их хватки. К счастью, Томми невольно умудрился сделать это за меня. Они бросили на него единственный взгляд и окрестили Радиозанудой. Мол, он исчезнет из моей жизни так быстро, что можно с ним и не знакомиться. Как выяснилось, они ошиблись. К собственному удивлению, я стала проводить все больше времени с Томми и отдаляться от них. Он нравился мне все сильнее и, наконец, стал практически неотъемлемой частью моей жизни. Радиозануда – может быть, но он оказался также прекрасным любовником. Наверное, дело во всех этих переключателях. И не только. Томми – полная моя противоположность, поэтому его присутствие идет мне на пользу. С ним я впервые начала расслабляться. Единственный раз, когда мы расстались месяца на четыре – он понял, что я не позволю ему переехать ко мне, и обиделся, – я, к своему ужасу, обнаружила, что страшно по нему скучаю. Словно кто-то забрал мой телевизор, тостер или какую-нибудь другую ценную и временами полезную вещь.
Когда я вернулась, Томми выходил из ванной, голый и мокрый.
– Томми, ты весь пол намочил… – начала я, но он отмахнулся, прижимая к уху телефонную трубку.
– Господи, Женевьева, это случилось прямо здесь, на этой улице? Ты уверена? И она мертва? Я ничего не слышал. Боже правый, надо рассказать Ли, она только что пришла. Да, я скажу ей. Хорошо, я попрошу ее позвонить, если у нее не получится. – Он повесил трубку и пошел в ванную за полотенцем. Сзади он выглядит гораздо лучше, подумала я. У него до сих пор красивые ягодицы, да и плечи всегда были потрясающие. Главная проблема Томми – это растущее на глазах брюшко, которое начинает угрожающе нависать над ремнем джинсов. Он появился снова, растираясь полотенцем и тряся головой так, что забрызгал меня. – Ли, ты не поверишь, прямо здесь, на нашей улице, пока мы крепко спали, случилось такое… Дальше по дороге. Это невероятно! Здесь живет эта женщина – ведущая детской программы, ты знала? Так вот, хочу тебе сказать…
– Томми.
– Нет, дай мне договорить. Ты никогда не даешь мне договорить. Это нечто! Она мертва. Вчера ночью ее дом сгорел. Давай спустимся и посмотрим, вдруг его уже показывают по телевизору.
Я объяснила Томми, что уже видела его по телевизору, ходила на улицу и видела последствия пожара. Как и ожидалось, он сразу помрачнел:
– Могла бы и меня разбудить. Из-за тебя пропустил самое интересное.
– Интересное? Человек умер, Томми.
– Да, да, ты права. Это ужасно, – стушевался он.
– И что понадобилось Женевьеве в такую рань? Женевьева – мой агент.
– Ну, она хотела первой рассказать тебе о пожаре. Да, и у нее есть для тебя работа. Она говорила загадками. Даже не сказала, кому нужен автор-«призрак». Хочет тебя удивить. Ты сможешь заехать к ней сегодня в три часа? Сейчас ее нет на работе, и до трех не будет. Так что перезвони ей и оставь сообщение только в том случае, если не сможешь. Или просто приезжай. Твоя мама нормально долетела?
В голосе Томми сквозила обида. Мама недавно приезжала из Франции, где они живут с папой. Она пробыла у меня пять дней, и на это время Томми пришлось выгнать. Дело не в том, что они не ладили. Они встречались несколько раз и понравились друг другу. Но я не могла вынести даже мысль о том, что два человека будут одновременно находиться в моем доме. Они обязательно станут путаться под ногами и мешать работать.
Немного утомительно, когда твоя мать – настоящий ураган. Мамой Томми, Норин, я восхищаюсь, но вряд ли есть кто-то, похожий на нее. У Норин на все свое мнение, но при этом она обладает удивительным качеством: если кому-то нужно выговориться, она будет часами сидеть и слушать. Моя же старушка несется по жизни со скоростью миля в минуту и при этом искренне полагает, будто остальные должны за ней поспевать. От разговоров по душам я отказалась много лет назад. Мама всегда была такой. В свое время она сделала прекрасную карьеру в рекламном деле. Помню, в детстве меня водили к ней на работу, и я подолгу наблюдала, как она помыкает кучей народу. Потом папа вышел на пенсию, они уехали во Францию, и мама бросила работу – поступок, надо сказать, весьма сильный. Папа у меня – настоящий франкофил и всегда мечтал пересечь Ла-Манш. И мама с самого начала безоговорочно его поддерживала. Правда, это стоило немалых жертв – ей пришлось оставить лондонскую светскую жизнь и заживо похоронить себя во французской глубинке. На меня ей тоже рассчитывать не приходится – вряд ли я воплощу ее мечты. В результате она вымещает свое разочарование на мне. Мое отшельничество ужасно расстраивает ее, поэтому при встрече я прикидываюсь семилетним ребенком и покорно слушаю, пока она бранит меня за то, что я не живу жизнью, которую она для меня выбрала.
Грустно, что ей никак не удается меня понять, но я смирилась. Я понимаю, маме хочется бурной общественной жизни и всего, что к этому прилагается. Я мечтаю, чтобы она была счастлива, но отлично знаю: ожидать от нее взаимности – пустая трата времени. Это и огорчает. Она любит свою дочь, Ли, некоего абстрактного человека, который мне едва знаком, но я никогда не чувствовала, что она любит именно меня. Как это получилось? Она ни разу в жизни не утруждалась выяснить, что же меня так удручает.
Как обычно, ее приезд застал меня врасплох. Она никогда не предупреждает, просто появляется, открывает дверь своим ключом и превращает мою жизнь в ад. Разумеется, ее поведение совершенно оправдано. Мы с родителями заключили сделку. Несколько лет назад, переехав во Францию, они разрешили мне жить в их доме при условии, что я буду о нем заботиться. Конечно же, я с радостью согласилась. Бесплатно жить посреди Ноттинг-Хилл-гейт, в четырехэтажном доме георгианского стиля – о лучшей сделке нельзя и мечтать. Пусть сегодня эта часть Лондона уже не так фешенебельна, как прежде, но ведь в любой миг я могу потерять и ее. И этот миг уже близок. Я привела дом в полное запустение, он буквально разваливается на глазах, и довольно скоро настанет час кошмарного выяснения отношений. Каждый раз, звоня слесарю, плотнику или мойщику окон, я думаю о шуме, о вторжении в мое драгоценное одиночество, и вешаю трубку. Особое отвращение вызывают у меня мужчины на стремянках. Они всегда оставляют их под окнами. Мол, добро пожаловать, заходи кто хочешь. Любой может подняться, залезть в дом и убить меня, пока я сплю. Или – пока бодрствую – замыслить убийство.
