Работы у меня сейчас не было и не предвиделось, посему я мог со спокойной совестью лететь в Швецию. Вопрос заключался лишь в том, смогу ли я позволить себе билет на самолет. Не могло быть и речи о том, чтобы Марк оплатил его за меня, ведь я даже не сказал родителям о его существовании. Пришлось истратить свои последние сбережения и в очередной раз превысить кредит, после чего, заказав билет, я позвонил отцу. Первый рейс отправлялся из Хитроу завтра в девять тридцать утра, прибывая в Гетеборг на юге Швеции в полдень. Отец обронил лишь несколько слов, и голос его звучал равнодушно и безжизненно. Я представил, как он остался один на уединенной и заброшенной ферме, и мне стало не по себе. Я спросил, чем он сейчас занимается. Отец ответил:
— Навожу порядок. Она рылась во всех выдвижных ящиках, во всех шкафах.
— Что она искала?
— Не знаю. Все это представляется мне сплошной бессмыслицей. Даниэль, она писала на стенах.
Я поинтересовался, что именно написала мать. Он ответил:
— Это не имеет значения.
В ту ночь я так и не сомкнул глаз. В голове моей беспрестанно крутились воспоминания о матери. Особенно ярко запомнились дни, что мы вместе провели в Швеции, двадцать лет назад, когда отдыхали на маленьком курортном островке на архипелаге к северу от Гетеборга. Мы сидели вдвоем на скале и болтали ногами в воде. Вдалеке в море выходило грузовое судно, и мы смотрели, как от его носа к нам идет большая волна, морщинка на ровной в остальном глади морской воды. Мы не шевелились, просто сидели и, взявшись за руки, ждали неизбежного столкновения. Волна, пройдя над мелководьем, нарастала и вот наконец с грохотом разбилась о подножие скалы, окатив нас брызгами с ног до головы, отчего мы промокли до нитки. Наверное, эта картинка вспомнилась мне потому, что тогда мы с мамой были друг другу ближе всего и я не мог даже представить, что принимаю какое-то важное решение, не посоветовавшись с ней.
На следующее утро Марк настоял на том, чтобы отвезти меня в Хитроу, хотя мы оба знали, что общественным транспортом я доберусь быстрее. Мы попали в пробку, но я не жаловался и не посматривал нетерпеливо на часы, понимая, как Марку хочется полететь со мной, и это я виноват в том, что его участие ограничится лишь тем, чтобы подвезти меня в аэропорт. Когда мы приехали, он обнял меня, и я с удивлением почувствовал, что он едва сдерживается, чтобы не расплакаться — грудь его содрогалась от сдавленных рыданий. Я постарался убедить его в том, что нет смысла провожать меня до выхода на посадку, и мы простились снаружи.
Держа наготове билет и паспорт, я уже собрался пройти регистрацию на рейс, когда зазвонил мой телефон.
— Даниэль, ее здесь нет!
— Где нет, папа?
— В больнице! Они выписали ее. А ведь только вчера я привез ее туда. Сама она ни за что бы не легла в клинику. Но возражать не стала, так что госпитализация была добровольной. Но потом, после моего ухода, она убедила врачей выписать ее.
— Мама убедила их? Но ты же сам говорил, что врачи диагностировали у нее транзиторный психоз.
Отец не ответил, и я почувствовал себя обязанным задать следующий вопрос:
— Разве врачи не сказали тебе, почему отпустили ее?
Он понизил голос:
— Очевидно, она попросила их не разговаривать со мной.
— Господи, но почему?
— Потому что я — один из тех, против кого она выдвигает свои нелепые обвинения. — И он поспешно добавил: — Все, что она рассказывает, сплошные выдумки.
Настала моя очередь промолчать. Я хотел спросить, в чем именно заключаются эти обвинения, но не мог заставить себя сделать это. Опустившись на чемодан, я обхватил голову руками, знаком показав людям, стоявшим за мной в очереди, чтобы они проходили вперед.
— У нее есть телефон?
— Она разбила свой несколько недель назад. Она им не доверяет.
Я с трудом мог представить, как моя бережливая мать вдруг совершенно иррационально разбивает свой телефон. Отец описывал мне действия человека, которого я не знал.
— Деньги?
— Разве что совсем немного — она постоянно носит с собой кожаную сумочку, не расставаясь с ней ни минуту.
— А что в ней?
— Всякая ерунда, которую она считает важной. Она называет ее уликами.
— Каким образом она ушла из больницы?
— Врачи не пожелали сообщить мне об этом. Она может быть где угодно!
Меня впервые охватила паника. Я сказал:
— У вас с мамой общие счета. Ты можешь позвонить в банк и спросить о последних операциях. Проследить ее местонахождение по карточке.
На другом конце линии воцарилось молчание, и я понял, что отцу еще никогда не приходилось звонить в банк самому: все денежные вопросы он неизменно перепоручал матери. В их совместном бизнесе именно она вела бухгалтерские книги, оплачивала счета и составляла ежегодные налоговые отчеты, поскольку обладала даром обращаться с цифрами и терпением, необходимым для того, чтобы систематизировать квитанции и расходы. В памяти у меня моментально всплыл ее старомодный гроссбух из эпохи до появления электронных таблиц. Она так сильно нажимала на ручку при письме, что цифры получались похожими на шрифт Брайля.
— Пап, наведи справки в банке и сразу же перезвони мне.
В ожидании его звонка я вышел из очереди и здания аэропорта. Идя между курильщиками, я думал о матери, пропавшей в Швеции. Вновь зазвонил мой телефон. Я удивился тому, что отец сумел так быстро справиться со своей задачей, вот только это оказался совсем не он.
— Даниэль, слушай меня внимательно…
Это была моя мать.
— Я звоню из таксофона, и денег у меня немного. Уверена, отец уже разговаривал с тобой. Но все, что сказал тебе этот человек, — ложь от первого до последнего слова. Я не сошла с ума. Мне не нужен врач. Мне нужна полиция. Сейчас я сяду на самолет до Лондона. Встречай меня в аэропорту Хитроу, у терминала…
Она впервые сделала паузу, чтобы свериться с билетом. Воспользовавшись представившейся возможностью, я выдавил:
— Мам!
На большее меня не хватило.
— Даниэль, молчи и слушай. У меня очень мало времени. Встречай меня у терминала номер один. Я прилетаю через два часа. Если твой отец позвонит еще раз, помни, что…
Связь прервалась.
Я попробовал перезвонить на таксофон в надежде, что мать возьмет трубку, но ответа не было. Не успел я попытать счастья во второй раз, как позвонил отец. Безо всяких предисловий он заговорил так, словно читал с листа:
— В половине восьмого сегодня утром она потратила четыреста фунтов в аэропорту Гетеборга. В роли продавца выступила компания «Скандинавиан эарлайнз». Она как раз успевала на первый рейс до Хитроу. Она летит к тебе! Даниэль?
— Да.
Почему я не сказал ему, что мама только что звонила и я уже знаю, что она летит сюда? Потому что поверил ей? Голос ее звучал повелительно и властно, тогда как я ожидал услышать поток сознания, а не четкое и сжатое изложение фактов. Признаться, я растерялся. Мне не хотелось обижать отца, повторяя жестокие слова матери о том, что он — лжец и обманщик. Поэтому я ограничился тем, что пробормотал:
