Кровь застучала у нее в висках.
Она как будто принимала бремя его забот на себя, и сознание такой сопричастности было ей приятно.
– Ну, с этим я готов согласиться, – кивнул Слоан, не замечая ее замешательства.
Софи шагнула к Рэйчел.
– А как насчет того, чтобы остаться до утра?
Мы не можем…
– Не настаивай, Софи, – посоветовала Рэйчел, слегка прищурившись, что придало ее словам оттенок повелительности. – Не всегда стоит торговаться. Пусть папа еще подумает об этом. – Затем она обратилась ко всем троим сестрам: Одевайтесь. Встретимся в холле.
Когда они остались наедине, Слоан сказал:
– Я очень вам признателен, Рэйчел.
Его глубокий голос заставил ее улыбнуться и почувствовать себя счастливой.
– Пустяки, – ответила она. Не переключил ли кто-то кондиционер? В офисе определенно слишком жарко. – Я с удовольствием прогуляюсь с ними.
Доктор вынул бумажник и протянул ей деньги.
– Пообедайте! Эта компания сильно проголодалась, – намеренно шутливо заметил он. И, помолчав и пристально взглянув на нее, предложил:
– Может быть, мне пойти с вами?
– Нет, – едва заметно улыбнулась Рэйчел. Нам, возможно, придется обойти дюжину магазинов, прежде чем дело дойдет до покупок. Вам будет очень скучно.
– Ну тогда пришлите мне счет, и я оплачу его сразу же по получении.
Она кивнула.
– Как всегда. – Ей много раз доводилось брать его дочерей с собой в магазин.
– Я привезу их домой к девяти, – проговорила Рэйчел, уходя.
– Будьте осторожны на дороге, – сказал он, посмотрев ей вслед, – лед растаял, но кое-где еще скользко.
Рэйчел очень хотелось верить в то, что эти слова были проявлением беспокойства и заботы о ее безопасности. Но она знала: прежде всего его мысли сосредоточены на детях, как и должно быть.
– Дороги посыпаны солью.
Однако эти слова Слоан уже не слышал: он занялся изучением истории болезни пациента, лежавшей на его столе.
Рэйчел вышла из кабинета и спустилась в холл, откуда доносились оживленные голоса девочек.
Она действительно была рада возможности помочь Слоану и его дочерям. Но одновременно сожалела, что не смогла справиться с вновь возникшим чувством вины, чувством своей ужасной греховности, которое накатывало на нее всякий раз, когда она оказывалась рядом с доктором.
Причина крылась в сильном переживании, которое не давало ей покоя. И она точно знала его истоки.
Внутренний голос постоянно твердил ей, что она не ошибается. Рейчел не знала, как с собой справиться. Как справиться с тем, что она уже давно влюблена в мужа своей покойной подруги.
– Рэйчел, можно задать тебе вопрос? – серьезно посмотрев на нее, сказала Софи.
Город был засыпан снегом, так что звуки, доносившиеся снаружи, были приглушены, да и внутри самой машины тоже было тихо.
– Конечно, Софи, – Рэйчел взглянула в зеркало, но не увидела в нем отражения девочки, спрашивай все, что захочешь.
– Ну.., тогда… – Софи запнулась, а затем продолжила:
– Что ты чувствуешь, когда знаешь, что тебя хотят поцеловать?
Сидни захихикала над вопросом сестры. Зато в голосе Саши послышался благоговейный трепет, когда она спросила:
– Ты действительно думаешь, что Бобби станет целоваться с тобой на вечеринке?
Софи пожала плечами.
– Ну, ведь это же Новый год, – задумчиво ответила она, – люди всегда обнимаются и целуются в новогоднюю ночь.., правильно?
Голос Саши стал еще более взволнованным и тихим:
– Да, так всегда и бывает.
Сидни перестала смеяться, а Саша умолкла.
Казалось, обе девочки находились под впечатлением того, что у их сестры через четыре дня может появиться возможность по-настоящему поцеловаться с мальчиком.
Воздух наполнился тревожным ожиданием.
Рэйчел удивленно подняла брови. Она ожидала услышать жалобы на непреклонность отца, на то, что он слишком мало позволяет им, но вопрос Софи поверг ее в изумление. Уж слишком щекотливая тема, которая легко может привести к дискуссии по поводу тычинок и пестиков.
Однако Рэйчел была слишком прямолинейна, чтобы поддаться искушению проигнорировать вопрос или уклониться от ответа. Слова Софи свидетельствовали о доверии к ней девочек. Они явно чувствовали себя с ней настолько комфортно, что могли говорить обо всем, их интересующем. Даже об отношениях с мальчиками.
– Не стоит так беспокоиться, – мягко заметила Рэйчел. – Это прекрасно. Я имею в виду поцелуй. Когда губы прикасаются к губам – ощущение очень приятное. Нежное. Но самое сильное чувство возникает где-то в глубине тела, словно все внутри сжимается, голова кружится, и колени слабеют.
Откуда пришло в голову такое описание? Рэйчел и сама удивлялась. Она никогда толком ни с кем не целовалась… Собственно, она даже не могла припомнить, когда это было! Как же ей удалось сказать девочкам именно то, что им хотелось услышать?
– Да, – подвела итог Сидни, – похоже на простуду.
Но не успела Рэйчел рассмеяться в ответ, как Саша тут же серьезным тоном предупредила:
– Надо хорошенько почистить зубы, Софи. А то во рту останется запах салата, который мама Дебби собирается приготовить на закуску.
Сидни мечтательно теребила застежку-молнию, то застегивая, то расстегивая куртку.
– Ты же знаешь, что мать Дебби очень любит во все блюда класть чеснок.
– О господи, – простонала Софи, – да я вообще не буду есть этой ночью.
– Будешь. – Рэйчел притормозила перед светофором. – Возьми с собой жевательную резинку или мятные конфеты и положи в рот, перед тем как вы соберетесь поцеловаться.
Софи произнесла трагическим голосом:
– Я умру от разочарования, если папа заставит нас уйти с вечеринки слишком рано.
В зеркале Рэйчел заметила, что две других сестры дружно кивнули, поддерживая се слова.
– Ну почему папа всегда такой упрямый? спросила Сидни.
– Все его запреты на поздние возвращения, укладывания в кровать.., неужели он не понимает, как он старомоден? – добавила Саша.
Рэйчел понимающе вздохнула.
– Он любит вас, – сказала она девочкам, – и хочет быть хорошим отцом. А вот что касается старомодных взглядов на поздние возвращения, – ей трудно было сохранять серьезность в голосе, – интересно посмотреть, что бы вы мне сказали, если бы у вас самих были дети.
– О, я никогда бы не запрещала своим детям ходить туда, куда они хотят.
Рэйчел не могла удержаться от смеха. Чрезмерная серьезность Сидни была комичной, хотя Рэйчел и знала, что все трое думают именно так.
